23 
— Я думаю, на самом деле Джордж ее ненавидит.
— Она в это никогда не поверит.
— В том-то и беда. Подумай, как ужасно они живут, а у Джорджа еще и любовница есть. Я считаю, Стелле нужно время, чтобы все обдумать. Она все еще в шоке, в какой-то прострации.
— Стелла в прострации? Не может быть! — Брайан всегда восхищался Стеллой.
— Ты знаешь, Джордж так и не зашел ее навестить после первого дня.
— Джордж — демоническая личность, вроде Алекс, — сказал Брайан, — Он решит, что это очень стильно — не приходить, а против стиля не попрешь.
— Ты все время намекаешь, что он глуп.
— Он пошл, страшно вульгарен, вроде Яго.
— Вроде… ну ты скажешь! Но в Алекс нет ничего демонического, она стала намного тише, просто затворница, я даже беспокоюсь за нее.
— Как ты любишь беспокоиться за всех подряд. Алекс просто не хочет видеть, как одряхлели ее знакомые. Она себя видит жрицей, все играет femme fatale [17] и воображает, что мужчины в нее страстно влюбляются.
— Надо полагать, они и влюблялись. Ведь Робин Осмор был от нее без ума?
— Толпами. Но то было сто лет назад. И это не Робин Осмор был от нее без ума, а его отец. Ты понимаешь, какая она старая?
— Она не выглядит на свои годы.
— Мне страшно хочется увидеть то время, когда Алекс превратится в бедную старушку, жалкую, выжившую из ума, нуждающуюся в присмотре, но я не дождусь.
— Когда дождешься, тебе это совсем не понравится.
— Я буду прыгать от радости.
— Не будешь. Ты ею гордишься, вы все ею гордитесь. В ней есть что-то от гувернантки, что-то от grande dame [18], и это стержень, опора для вас всех.
— Ну ладно, это дело тонкое и очень личное. Только не жди, чтобы я ее любил.
— Ты должен поговорить с ней про Джорджа, у меня ничего не выйдет. Я правда думаю: нам надо взять на себя какую-то коллективную ответственность за Джорджа.
— Женщины вечно пытаются исправлять мужчин, спасают их от самих себя, или помогают им найти самих себя, или еще что-нибудь такое.
— Я сказала: коллективную ответственность…
— Джорджа нужно лечить электрошоком, удалить ему часть мозга.
— Я не представляю, как он живет с самим собой.
— Стелле надо бы его отправить в Японию. Там ему будет хорошо, там одни сплошные Джорджи.
— Он, должно быть, живет как в аду.
— Джордж? В аду? Ничуточки. Он считает, что это мы виноваты.
— Ну, мы отчасти виноваты, потому что говорим о нем плохо, мы обратились против него, бросили его.
— Я говорю, он винит нас, весь мир, всё, кроме самого себя. У него хронически больное тщеславие, вселенская злоба, зависть космических масштабов. Он всегда вел себя так, словно его злостно обманули, недодали, украли что-то.
— Надо полагать, он чувствует себя виноватым.
— Это не вина, а стыд — потеря лица. Наверняка он больше переживает из-за того, что у него отобрали права, чем из-за того, что чуть не убил свою жену. Все злое, плохое в себе он немедленно приписывает своим врагам, окружающим. Он уже потерял всякую связь с реальностью.
— Он не уверен в себе.
— Надо полагать, Гитлер тоже был не уверен в себе!
— Ты безумно преувеличиваешь. Все говорят, Джордж буен и опасен, но мы же не знаем обстоятельств, это все с чужих слов. Я думаю, его не любят, потому что он необычный человек, а это пугает. Люди его боятся, потому что он невежлив!
— Он, конечно, не утруждает себя тонкостями этикета, но это лишь симптом. Джордж всех ненавидит. Глядя на него, начинаешь понимать, что за люди террористы.
— Неужели тебе его не жалко? Ты думаешь, он хоть на день, хоть на миг может забыть Руфуса?
— Потеря сына — потеря лица.
— Как ты можешь…
— Наверняка он сам спихнул его с лестницы в приступе гнева, а потом убедил себя, что это Стелла во всем виновата.
— Брайан, не говори так. Другие говорят, я знаю, но ты-то, пожалуйста…
— Ну прости меня, ты права, не плачь, ради бога, чего ты плачешь?
У Габриель вечно были глаза на мокром месте. Вот и сейчас она чуть не разрыдалась. Ее счастье невероятно омрачали все эти страхи, воображаемые потери, страшные, безумные картины. Если бы Руфус остался в живых, он был бы ровесником Адаму. У нее появилась фантазия, что Джордж убьет Зеда. Потом — что он убьет Адама.
Брайан не знал, о чем она думает (конечно же, она не делилась с ним такими безумными фантазиями), но примерно представлял. Он погладил ее по руке, мокрой от слез.
23 
