В любом случае вы знаете, как можно смотреть на что-то, не видя этого? Я думал о тех временах, когда Скарлет стояла на цыпочках и ее рубашка задралась. Я должен был поцеловать ее живот, думал я, я должен был сделать со Скарлет больше, целовать ее больше, больше прикасаться к ней. Я хочу сказать, я думал, что она будет рядом всегда, так что торопиться некуда. Если бы я получил ее сейчас, о боже, что бы я с нею сделал.
Так я сидел, витая в облаках, а когда туман рассеялся, то обнаружил, что гляжу на фотографию на стене. Это была картинка, изображавшая пляж с желтой дорожкой к отелю на заднем плане. И что-то в этой картинке, атмосфера я полагаю, напомнило мне то время, когда я ездил с мамой на каникулы в Санкт-Петербург. Мы сняли дом у моря. Высокая трава, песчаные дюны, чайки летают над головой. Есть моя фотография, не знаю, кто ее сделал, я сижу на пляже и кормлю чаек, их вокруг меня целая стая, одна берет кусок хлеба прямо с руки, и я вроде как смеюсь и закрываюсь одновременно, мама на заднем плане, лежит в шезлонге, в солнечных очках, рубашка завязана на талии. В общем, смотрел я на эту картинку и чувствовал, что скучаю по тем временам так сильно, что все мое нутро выворачивает наизнанку. У меня просто все болело от воспоминаний и оттого, что хотелось снова оказаться там, чтобы солнце пекло голову и я кормил чаек. Мне казалось, что это было так давно и вроде как жестоко, что навсегда безвозвратно ушло. Я подумал, если бы я мог вернуться туда, обратно на этот пляж, и снова сидеть там на песке, я был бы счастлив. Но я же мог все это вернуть. Ну конечно же до меня дошло, что я действительно могу – могу сбежать и пройти весь путь дотуда. Могу сделать это сам. Как в ту ночь, когда отправился повидать Скарлет. И одна только мысль об этом наполнила меня каким-то странным восторгом. Это давало мне что-то, к чему стремиться, что-то, что не позволяло все время думать о Скарлет.
Когда в ту ночь я вернулся к себе в спальню, я знал, что нужно делать.
– Знаешь что? – сказал я Е.К.
Он читал в кровати, подперев маленькую безупречную голову рукой, перелистывал страницы журнала «Лайф».
– Что? – сказал он, не поднимая глаз. Е.К. теперь ко мне привык.
– Я собираюсь сбежать.
– Куда же ты отправишься?
– В Техас.
Я знал, что его начнут трясти, когда я сбегу, и он расскажет. Таким образом я собью их со следа.
– Что ты собираешься там делать? – спросил он, не меняя тона, все еще листая журнал.
– Найду семью, в которой много детей, и заставлю их усыновить меня.
– То есть собираешься сделать кучу дерьма.
– Мне дела нет.
– Сейчас легко говорить. Тебя, наверное, исключат.
– Мне все равно. Первое, что я сделаю, – убегу.
Должен признать, замечание о том, что меня исключат, немного остудило мой порыв. Но я снова подумал о той картинке, представил себя на пляже под горячим солнцем, и трепет пробежал по моему телу.
– Когда ты намерен отправиться? – спросил Е.К.
– Скоро, – таинственно сказал я. – Скоро.
Так что следующие три дня я ходил по школе со своей большой тайной. Как будто у меня в голове был солнечный шарик. Ничего не имело значения, потому что я уходил.
У меня была проблема с химией. Я сделал только половину лабораторной, когда учитель, высокий, хорошо одетый гомик, мистер Боннимэн, велел мне сдать ее.
– Я еще не готов, сэр, – сказал я.
– Сдавайте сейчас или вы получите ноль.
На секунду мелькнула мысль о пляже во Флориде, и невольная улыбка появилась на моем лице.
– Пусть будет ноль, сэр.
При этих словах кое-какие головы повернулись в мою сторону. Я сидел сзади и притворился, что ничего не замечаю, не желаю дальше провоцировать учителя, а просто погружен в учебник, в то время как моя душа сияла солнцем, когда оно отражается от воды.
Я пошел слушать объявления, там был Психо, он разглагольствовал, по своему обыкновению, о том, как улучшить нас, и то же самое мы выслушали от парня, который побыл вне стен школы ровно четыре года после того, как ее окончил, и прибежал назад так быстро, как только мог. Можно поклясться задницей его матери, что она позволила ему вернуться, разодетому в черную мантию, словно он – дон в настоящем английском университете, но меня все это больше не касалось, как и то, что этот парень думает обо мне, я теперь был от всего этого свободен.
А потом пришло время. Я просто знал это. Я подождал до десяти часов вечера, когда потушили лампы, и даже лег в постель. Полежал немного, а когда школа по-настоящему затихла, сбросил простыни и включил ночник.