Наверху лестницы я заметил пару ковбойских сапог; префект все еще стоял там, подслушивая.
– Кажется, у меня есть аудитория, – сказал я.
Сапоги не двинулись.
– Ну хорошо, – сказала она, – говорить буду я. А ты просто отвечай: да или нет. У тебя есть сосед по комнате?
– Да.
– Он доносчик?
– Нет.
– То есть, если ты выберешься оттуда, он не донесет на тебя?
Я процарапал ногтем большого пальца дорожку в дереве и смахнул грязь.
– Нет.
Через некоторое время она сказала:
– Потому что у меня есть идея.
После полуночи я открыл окно и выпрыгнул на свежий снег. Е.К., перевернувшийся под одеялом свои обычные шесть раз, впал в ночную кому. Я не двигался. Постоял так несколько секунд, озираясь. Налетел порыв холодного ветра, снег был таким блестящим и восхитительным под луной. Я перебежал через квадратный двор и остановился прямо у входа. Я не хотел наткнуться на Психо, возвращающегося после прогулки с собакой, с этим своим по-настоящему уродливым боксером. Между прочим, истинная правда, когда говорят, что со временем собаки и их хозяева становятся похожи друг на друга. Двор был пуст. Я заторопился через верхний уклон для крикета, снег переваливал через края туфель. Я был превосходной мишенью под полной луной, шагая по колено в снегу. Я чувствовал себя киногероем, совершающим побег из тюрьмы. Стив Мак-Квин – один из таких ребят. Через плечо я мог видеть большие желтые школьные часы, те, которые, помнится, я видел с колеса обозрения в ту ночь, когда Скарлет меня бросила. Bay. Кто бы мог предположить такое?
Наконец я добрался до ограды – высоких деревянных кольев, вполне подходящих для того, чтобы сдерживать варваров. Я проследовал вдоль них, пока не добрался до ворот. Они были наглухо закрыты морозом. Мне пришлось стукнуть по ним несколько раз, пока они немного приоткрылись. Я шагнул наружу, под уличные фонари, прокрался через Форест-Хилл-роуд, мимо того дома, где черноволосая девушка позволила себя тискать, и побежал вдоль Фрайбрука. В конце улицы, примерно в сотне ярдов, была игровая площадка Епископской школы. Я направился туда. Я не обращал внимания на замерзшие ноги. Повернув на Уоррен-роуд, я пробежал вдоль игровой площадки и повернул на подъездную дорожку, где маленьких пиздюшек забирали родители. Перешел через нее и слегка толкнул окно. Перегнувшись через перила, я поймал отражение луны. Окно открылось. Я распахнул его шире, оглянулся, сначала засунул в него голову, а потом приземлился на пол, словно тюк грязного белья. Несмотря на темноту, было ясно, что это – классная комната, в ней пахло пылью, мелом и деревом, из которого были сделаны столы. И чем-то еще. Чем-то другим. Я по дошел к двери, выглянул наружу. Точно, в конце большого темного коридора был красный знак выхода. Дурак и тот не смог бы заблудиться. Так что я вернулся в классную комнату, снял туфли, вытряхнул снег, надел их снова, а потом уж двинулся по коридору, держась очень близко к стене. Я услышал «тик», потом еще «тик», должно быть, здесь такие же траханые часы, как у нас в Верхней Канаде. Я посмотрел наверх. Точно, там они и были. Где-то половина первого. Я дошел до конца коридора и начал подниматься по лестнице. Очень осторожно. Поднявшись на несколько ступенек, я прислушался, потом еще несколько ступенек – опять остановка, сердце колотилось. Я почувствовал, как изменился воздух, здесь он пах по-другому, телами спящих девочек. Так, как пахла спальня Скарлет, только во сто раз сильнее.
Я дошел до третьего этажа и двинулся по коридору. Паркет скрипел, я хочу сказать, это было словно пронзительный визг, когда я ступал на половицу. Я вжался спиной в стену и на цыпочках проделал весь путь по коридору, пока не добрался до комнаты с красной карточкой. Я открыл дверь и услышал, как зашевелились простыни. Я закрыл за собой дверь.
– Это ты? – прошептала она. – Не думала, что ты придешь. Думала, струсишь.
Я пробрался через комнату и сел на край кровати. На мгновение наступила абсолютная тишина. Часы в холле затикали снова.
– Странно, а? – сказал я.
– Что ты имеешь в виду?
– Быть здесь.
– Очень.
– Тут хорошо пахнет.
– Да?
– Мне нравится, как пахнут комнаты девушек.
– Должно быть, у тебя чувствительный нос. Для меня нет разницы.
Она замолчала, и я посмотрел в окно. В дальнем конце игровой площадки горел желтый свет.
– Кто там живет? – спросил я.
– Где?
Я взял ее руку и показал в окно.