47 
Наполнив бокал в третий раз, он пересек комнату и вложил его ей в руки.
— Возьми. Ты в этом нуждаешься.
— Но я еще никогда…
Он предупреждающе выгнул бровь. Она сдалась и послушно сделала глоток. Алкоголь обжег горло, оставив после себя приятное пощипывание.
Николас вытащил еще один бокал и налил себе побольше бренди. Он вытянул руку по каминной полке, длинными изящными пальцами держа на весу бокал.
— Я обратил внимание, мисс Фарли, что на прошедшей неделе каждый раз, когда я делал хоть какое-то движение, вы начинали рассказывать, что я должен делать, а чего я терпеть не могу. — "Возьмите еще один оладушек, м-р Рэдклиф", — передразнил ее он. — "Вам всегда нравились оладушки Куки". "Послушай стихотворение, которое написала Лотти. Ты всегда находил ее сонеты забавными". "Почему бы вам с Джорджем не сыграть еще раз в "мушку" (карточная игра — прим. переводчика), дорогой? Ему так нравится быть рядом с тобой".
Его голос повышался с каждым словом.
— Это может шокировать твои нежные чувства, моя дорогая, но твой брат с трудом может находиться со мной в одной комнате, а Лотти — испорченная девчонка-сорванец, которая не смогла бы написать приличный куплет, даже если бы сам Шекспир встал из могилы, чтобы помочь ей, а оладьи Куки настолько сухие, что ими даже верблюд подавится!
Испуганный вздох Лауры потонул в тройном вздохе, послышавшемся из-за двери гостиной.
Оставив бокал на каминной полке, Николас прошел через комнату и распахнул дверь. Холл был пуст, но эхо удаляющегося топота все еще отдавалось в нем. Бросив на Лауру осуждающий взгляд, он аккуратно и тщательно закрыл дверь и повернул в замке ключ.
Лаура сделала еще один глоток бренди, причем намного больший, чем предыдущий.
Николас прислонился к двери и скрестил руки на груди, с таким видом, словно их никто и не прерывал.
— Мне очень не хочется портить свой имидж святого, который ты, очевидно, лелеяла в своем сердце последние два года, но проводить дни, рисуя акварелью с Лотти — для меня скука смертная, а кроме того, я не выношу эти глупые карточные игры, которые Джордж, кажется, обожает.
Лаура открыла рот, надеясь остановить его до того, как он признается, что не выносит и ее саму тоже.
Он поднял руку, не давая ей сказать.
— Сейчас же, будучи разумным человеком, я могу согласиться, что душа человека может извлечь в воскресное утро выгоду из духовного наставления. — Выражение его лица смягчилось, он посмотрел на камин, около которого с грациозным изяществом вылизывалась кошечка. — Я даже могу признать, что определенные члены сообщества кошачьих, несмотря на все доставляемые ими неприятности, могут обладать очарованием, которому трудно сопротивляться.
Он опустился перед Лаурой на корточки, его глаза оказались на одном уровне с ее лицом.
— Но я никогда не соглашусь, что я не из того типа мужчин, которые могут скомпрометировать свою невесту. Поскольку могу тебя заверить, я думал об этом с того самого момента, как положил на тебя глаз.
Ошеломленная Лаура одним махом проглотила остаток бренди. Николас мягко взял бокал из ее руки и поставил на ковер.
— Но ты всегда… — начала она.
Он приложил пальцы к ее губам, заставляя замолкнуть.
— Ты всю прошлую неделю рассказывала мне, чего я, предполагается, хочу. Теперь моя очередь показать тебе, чего я хочу на самом деле.
Он взял ее лицо своими большими и сильными руками, и она подумала, что он поцелует ее в губы. Она не ожидала, что он станет целовать ее глаза, лоб и покрытую веснушками переносицу. Ее лица коснулось его дыхание, такое же теплое и опьяняющее, как и запретная сладость его рта. Но когда он спустился губами к ее рту, у нее по венам заструился лихорадочный жар, который не имел никакого отношения к бренди, но имел полное отношение к влажному жару его языка, нежно омывающего ее губы.
Сама того не сознавая, Лаура схватилась за его манишку, встречая каждый толчок его языка голодным движением своего. Она едва узнавала яростное маленькое существо, которое так самозабвенно вцепилось в него. Словно строгая и правильная дочь приходского священника исчезла, а на ее месте осталась бесстыдная распутница.
Вероятно, дело было в искушающей природе греха, о которой ее всегда предупреждал отец. От непрочитанной утренней молитвы ко лжи, от лжи к похищению странного джентльмена, от похищения к поцелуям, от поцелуев к вожделению, от вожделения к… ну, она еще точно не знала, куда ее вело вожделение, но если Николас не прекратит дразняще проводить носом по ее уху, она безусловно узнает.
47 
