очень нудно 
49 
Следующее утро Николас провел, гуляя по холмистой местности, окружающей Арден Менор. Солнце ярко светило с ярко-синего неба, согревая ему голову и плечи. Бодрящий бриз развевал его волосы. Он даже мог не волноваться о том, что хмурые облака мрачного настроения Довера испортят ему день. Лаура еще до рассвета отправила Довера в Лондон, чтобы он обошел рынки домашнего скота в поисках еще одного хорошего барана.
Это утро было одним их тех, когда человеку нет нужды волноваться ни о прошлом, ни о будущем, а только лишь о настоящем. Но, тем не менее, Николас осознал, что вновь и вновь переживает тот момент, когда Лаура вырвалась из его рук и, дрожа, встала вне пределов досягаемости.
Он провел большую часть ночи, пытаясь убедить себя, что в этом виновато только его собственное поведение. Он едва ли мог упрекать ее за то, что она не хотела оставаться с ним наедине, после того как он становился каким-то распутным пиратом каждый раз, как только они оставались наедине. И он не мог винить ее за то, что она не согласилась на такой глупый и романтический поступок, как побег в Шотландию, чтобы он смог взять ее в свою постель на несколько дней ранее запланированного.
Может, она и отказывалась сбежать с ним, но совсем не обязательно это означало, что есть нечто, что она не хочет оставлять в прошлом.
Николас попытался избавиться от этой неприятной мысли. Лаура была вполне способна притворяться, что влюблена в него, но он не мог обвинить ее в притворстве тех милых вздохов, которые она издавала каждый раз, когда он обнимал ее, или в том, как тают ее мягкие губы, когда он целует ее. Он почувствовал, что возбуждается при одном воспоминании об этом.
Отчаянно стараясь отвлечься от похотливых мыслей, Николас вытащил из кармана пальто Новый Завет на греческом (в переплете из телячьей кожи и включающий в себя Евангелие от Марка) и прямо на ходу начал читать. Он незаметно умыкнул книгу из библиотеки поместья, не поставив Лауру в известность, и сейчас с удивлением обнаружил, что понимает греческий не хуже английского. Он по-прежнему не соглашался на ее безумные планы сделать из него приходского священника, но и не отвергал их полностью. В конце концов, ему все равно потребуется найти способ заработать на жизнь для своей невесты и ее семьи. Может, он и потерял память, но он не терял гордости.
Он настолько углубился в чтение тонкого томика, что даже не заметил, как что-то просвистело мимо его носа, пока этот предмет с протяжным звуком не воткнулся в ствол близлежащей ольхи.
Он замер на месте и, медленно повернув голову, увидел стрелу, до сих пор вибрирующую в гладкой коре. Выдернув ее из дерева, он оглядел луга. За исключением жаворонка, распевающего свою арию с ветвей соседнего боярышника, вокруг, кажется, никого не было.
Или он так думал, пока не поймал уголком глаза какое-то движение.
Из-за небольшого холмика что-то виднелось.
Что-то очень похожее на скособоченный пучок золотистых локонов.
Сунув книгу обратно в карман, он зашагал через луг. Опершись одной ногой в холмик, он перегнулся через него, чтобы посмотреть внутрь ложбины.
— Это, случайно, не твое? — спросил он того, кто ее занимал, и протянул ему стрелу.
Лотти медленно вылезла из своего укрытия, в ее волосах застряли цветки клевера, а в руке она держала лук.
— Может быть. Я упражнялась в стрельбе из лука, знаете ли. — Она холодно посмотрела на него. — Я нахожу ее более легкой, чем поэзия.
Ее стрела попала в цель, и губы Николаса дернулись.
— Но так же намного опасней для окружающих.
— Я просто играла, — запротестовала Лотти. — Я еще не слишком хорошо стреляю.
— А где твоя цель?
— Там. — Она неопределенно махнула рукой в сторону нескольких деревьев в противоположной стороне от той, где он гулял.
Николас поднял бровь.
— Значит, ты просто плохой стрелок? — Он забрал у нее лук и сам удивился, как естественно оказалось держать его в руках. — У тебя есть мелок?
И хотя ее маленькое круглое личико не потеряло ни грамма своего упрямства, она стала рыться в карманах передника. Он терпеливо подождал, пока она перебирала дюжину лент для волос, разнообразный ассортимент камешков и прутиков, две черствые булочки, оставшиеся от чая, и маленькую коричневую жабу, пока не нашла, наконец, сильно истертый кусок мелка.
Стараясь не показывать своего интереса, она стала смотреть, как он вернулся обратно к ольхе и нарисовал на ее стволе четыре концентрических круга. Потом он вернулся к Лотти, опустился позади нее на колени, и аккуратно вложил лук ей в руки.
49 
