очень нудно 
44 
– Прости, что я никогда не говорила о любви, Олег, но врать не могу, а прикидываться противно. Мне было очень хорошо с тобой. И хватит слов, мы не за этим выставили на улицу Бульдога. Иди ко мне.
Они любили друг друга так, словно понимали, что это в последний раз, больше никогда уже их губы и тела не встретятся. Никогда…
Окна вдруг озарились ярким светом. Даже не глядя, Коваль поняла, что это горят джипы. Нашли!
– Уходи отсюда! – приказала она, одеваясь. – Они приехали за мной. Уходи, Олег, иначе погибнешь!
– Не пори ерунды! Я не оставлю тебя! – заорал он.
Но она решительно перебила:
– Мне сейчас ничего не угрожает. Без меня Малыш пальцем не шевельнет, поэтому Мастиф не тронет. Уходи!
Но было уже поздно – дверь вылетела, выбитая пинком. Олег успел пару раз выстрелить, но на него навалились вчетвером, сбили с ног, вывернув руки. Кореец схватил Коваль за куртку, но она вывернулась, ударив его ногой в колено, и тогда он, перестав церемониться, вцепился ей в волосы, пригнув голову к земле, и так врезал под ложечку, что она задохнулась от боли, а потом еще и еще. Если бы не подоспевший Волк, этот придурок забил бы хозяйку до смерти.
– Кореец, тормози, берега попутал! Мастиф башку оторвет! – Волк отнял Марину у разъяренного Корейца и на руках понес в машину, закрыв там.
Коваль рыдала от дикой боли в избитом теле, но это было не сравнимо с тем, что она испытала, когда из подъезда выволокли Олега, в крови и ссадинах – видимо, просто скидывали по лестничным маршам… Его пихнули во вторую машину, рядом с которой догорал в «Ровере» Бульдог…
– Саня, – обратилась Коваль к водителю, вытирая слезы, – как вы нашли меня?
Каскадер, которому происходящее удовольствия не доставляло, пробурчал:
– На уши всю Ершовку подняли, перерезали всех череповских пацанов, а потом джипы нашли. Вас ведь не сразу хватились. Поехали сначала в «Латину», потом в «Матросскую тишину», там кто-то сказал, что вы с Черепом уехали. Ну а где ж вам с ним быть, как не здесь!
– Это я виновата, я подставила его! – снова зарыдала она. – Если бы не я, ничего не было бы…
Марина упала лицом на сиденье, так что Волку всю дорогу пришлось сидеть боком, но ее слезы разжалобили его, и он украдкой от Корейца гладил плачущую хозяйку по голове. Когда остановились у коттеджа Мастифа, Коваль с трудом смогла открыть опухшие от слез глаза и кое-как выбралась из машины. Кореец и Волк встали за спиной, подпирая плечами, чтобы не свалилась. А из второго джипа прямо под ноги ей выкинули Олега. Она дернулась было к нему, но тяжелая рука Корейца вернула на место. Олег поднял голову и смотрел ей в лицо, прямо в глаза, прощаясь:
– Не плачь, счастье мое, помни, что я сказал тебе. Сделай это ради себя, любимая моя.
– Покойники заговорили! – насмешливо сказал подошедший Мастиф. – Череп, любви не бывает, а все бабы шлюхи, даже такие, как эта стерва.
Скривившись, он пнул Олега в лицо, а Марине, пристально глядя в глаза, залепил две звонкие пощечины:
– Тварь, потаскушка! Я запретил тебе приближаться к нему! Иди отоспись, завтра будешь нужна.
Он ушел, Коваль зажала горевшие щеки ладонями, глядя, как потащили в карцер под домом Олега, а потом вдруг мешком свалилась под ноги телохранителей.
Почти весь завтрашний день Марина проспала, напугав охрану. Кореец то и дело заходил, проверял пульс. Наконец, это ее достало:
– Задолбал уже! Что ты бродишь по моей спальне? Кофе свари лучше!
– Волк! – заорал Кореец. – Кофе Марине Викторовне!
Марина поднялась с постели, стянула джинсы и майку, так как барбосы не решились все же раздеть ее вчера, и, стоя в одном белье, повернулась к Корейцу:
– Что уставился? Стоит у тебя?
Попала по больному – Кореец отвел глаза и пошел вниз, пытаясь рукой прикрыть вздутие на брюках:
– Сучка, – пробормотал он на лестнице.
Коваль пошловато захохотала и пошла в душ.
Через час на столике в гостиной обнаружилась дымящаяся джезва на спиртовке, бутылка коньяка и лимон на тарелке. В кресле сидел Волк, вскочивший, едва только хозяйка вошла.
– Марина Викторовна, пора собираться…
– Куда?
– Ну… Мастиф велел… – пробормотал он.
– Что велел?
– Да не знаю я, он с Корейцем разговаривал, – выкрутился Волк. – Вы только это… коньячку накатите граммов сто…
– С какой балды? – удивилась Марина, знавшая, что Мастиф терпеть не может, когда она пьет перед каким-нибудь делом, и даже специально велит охране проверять, чтобы подобного не происходило. И вдруг Волк с таким предложением!
44 
