очень нудно 
37 
«Уриэль Акоста» шел у Соболевского в новой редакции — Акоста обращал меч не на себя, а на фарисеев-угнетателей. Меч был нужен для посвящений, без него никак. Театрам досталось много ценного реквизита, цены ему они не знали и употребляли черт-те как. У Остромова был задуман свой театр, получше Госдрамы. Сегодня шел «Гамлет». Остромов узнал это из «Вечерней Красной».
— Как мне пройти к реквизитору? — серьезно, как право имеющий, спросил он на служебном входе.
— Вы откуда, товарищ? — спросила девчонка лет двадцати, охранявшая нутро Госдрамы.
— Общество охраны памятников старины, — сказал он с полупоклоном. Был у него и кое-какой документ на всякий случай — он не терял времени, возобновил знакомства, заручился помощью Охотина, ныне лектора при музее города, — но не понадобилось.
— Реквизитор не подошел еще, — виновато сказала девчонка. Нехороша, нет, нехороша, — а могла быть легчайшая победа. Но до такой картошки мы еще не опустились.
— Тогда я переговорю с товарищем Алчевской, — почтительно, как подобает музейной крысе, предложил Остромов.
— Товарищ Алчевская у себя, вот по этой лестнице и два раза направо по коридору, — пролепетала вахтерша.
— Благодарю вас, — корректно поклонился Остромов и, прямо держа спину, взошел по лестнице. Перед гримерной товарища Алчевской он помедлил и лишь потом стукнул костяшками по гладкому дереву: двери у Соболевского были шикарны, портьеры плюшевы.
— Альбина, это вы? — томно спросило из-за двери. Вероятно, Алчевская ожидала гримершу.
— Общество охраны памятников, — представился Остромов. Немолодая, но ухоженная Госдама предстала ему в тунике, в облике Гертруды. Соболевский не гнался за достоверностью, представления об эльсинорских модах были у него гатчинские, и всех без исключения женщин в классических ролях он одевал, как дачниц-эвритмисток.
— Прежде всего, — сказал Остромов, сверкая глазами с исключительным благородством, — позвольте просить у вас прощения за визит. Но отлагательств быть не может, и вы поймете. В спектакле вашем «Уриэль Акоста» занята вещь, которая, быть может, не имеет для театра большой ценности. Но для истории ценность ее такова, что…
— Кто вы такой? — спросила Гертруда с явным интересом. Ей давно не встречались столь выразительные мужчины. Она до сих пор не могла прийти в себя от предательства Соболевского и лелеяла планы мести, но было не с кем.
— Позвольте мне ограничиться второй профессией, — сказал Остромов. — Меня зовут Борисом Васильевичем, условимся звать меня этим именем. Я служу сейчас при музее городской истории и собираю предметы, представляющие ценность особого рода. Это единственная возможность упасти святыни.
Гертруда под его взглядом отступила в глубь уборной, и он расценил это как приглашение.
— В одна тысяча триста сорок первом, — заговорил он мерно, наступая на нее, — меч героя-крестоносца Роберта Валбьерга после его смерти в битве под Псковом попал в Россию. Было замечено его чудесное действие, он исцелял и свечением предвещал вторжения. В битвах вооруженный им был непобедим. В семнадцатом веке его перевезли в собрание князя Воротынского. Затем его следы находятся в коллекции Новикова, где меч используется для посвящений. После ареста Новикова он хранится у брата Вонифатьева, а потом препоручается мастеру Великой Астреи, которого имя позвольте мне опустить. — Он поджал губы. — Известные события застали мастера за границей, вернуться было немыслимо. Имущество его разграблено, братья спасли только рукописи. Меч поступает в распоряжение Петроградского отдела исторических ценностей (Остромов не поручился бы, что такого отдела нет) и направляется в собственность театрального союза. Оттуда его получаете вы, не зная, что этим мечом посвящено в масонство не менее трехсот лучших братьев. Вы храните эту вещь в костюмерном хламе. Отдайте мне ее и просите за это все, хотя бы и жизнь.
Он замолчал и поглядел магистерски — умоляюще, но свысока.
Госдама была совершенно смята.
— Но я не знаю… я не предполагала… Вы уверены, что это именно тот меч? Он не выглядит… я хоть что бы поставила, что это реквизит, то есть чистая подделка.
— Я удивляюсь, — сказал Остромов. — Ни одна вещь не раскрывает своей истинной ценности, особенно вещь с такой историей, но если вам угодны доказательства — выйдите с нею в полнолунье в любую точку силы, каковых на этой улице не менее трех, и взмахните крестообразно; вы увидите, что будет.
37 
