29 
Катерина улыбнулась.
— Его книга была запрещена в Венеции десять лет назад, но все, разумеется, прочли ее! У моей горничной имелся экземпляр, и очень жаль, что я сбежала именно теперь, потому что она обещала одолжить мне его.
— Эта книга определенно не для ваших глаз, — строго сказал герцог.
Но хотя его голос звучал возмущенно, в глазах прятался смех, когда Катерина сказала:
— А по-моему, он всего лишь записал на бумаге то, о чем все венецианцы говорят днем и ночью — о своих любовных приключениях!
Герцог хотеп было ответить, но в этот момент Хедли объявил, что ужин готов, и они перешли к столу, где свечи в серебряном канделябре отражались в граненом хрустале бокалов с выгравированным гербом герцога.
— Вы живете в большой роскоши, милорд, — заметила Катерина, когда Хедли с двумя стюардами подали им на серебряных блюдах, тоже с гербом герцога, самые восхитительные и экзотические яства.
— А что плохого? — спросил герцог. — Вы, вероятно, думаете, что все англичане склонны видеть некую особую добродетель в неудобствах и ненужных лишениях. Я готов терпеть такое, только когда этого нельзя избежать.
— Звучит очень практично, — ответила Катерина, — но я хотела бы знать, как каждый из нас повел бы себя, если бы пришлось испытать настоящие трудности. Как, например, человеку, затерянному посреди Сахары или вынужденному годами жить на необитаемом острове в Тихом океане.
— Очень увлекательная мысль, — сказал герцог. — А ваш страдалец непременно должен быть один, или ему позволен компаньон?
— Думаю, возможен компаньон.
— И как осторожно надо выбирать его! — воскликнул герцог.
— О да, — согласилась Катерина, — иначе им станет не о чем говорить после первых же суток.
— И бедняге останется слушать только жалобы и упреки, — добавил герцог, вспоминая об Одетте.
— Мне думается, он мог бы открыть нечто удивительное, на что раньше не находилось времени, — сказала Катерина.
— Что именно? — поинтересовался герцог.
— Неизмеренную глубину своей собственной натуры и натуры своего компаньона. Папа всегда говорил, что мы используем лишь десятую часть того знания, что скрыто внутри нас. Я всегда думала, что было бы весьма заманчиво открыть, хотя бы для себя, остальные девяносто процентов.
Позже вечером, готовясь ко сну, герцог невольно вспомнил это утверждение Катерины.
Было и много другого, сказанного девушкой, что он нашел интригующим и что, к его удивлению, пробудило в нем интерес.
Герцог прежде не помнил ужина с такой прелестной женщиной, как Катерина, без разговоров о любви, без понимания, что она заигрывает с ним и сознательно пытается завлечь всеми доступными ей средствами и женскими уловками.
Но Катерина говорила интересно и отстраненно. В то же время ее идеи отличались оригинальностью, которая не только удивила герцога, но и доставила ему такое удовольствие, какого он меньше всего ожидал от этого вечера.
«Одно совершенно ясно, — подумал герцог, лежа в темноте в своей каюте, — девушка унаследовала ум и своего отца и деда».
Как правило, очень умные или хорошо осведомленные женщины настораживают мужчин, но интеллект Катерины, казалось, лишь усиливает ее привлекательность и подчеркивает почти невероятную красоту ее лица.
Герцог всегда находил, что классически красивые женщины не волнуют его чувств. Он любовался ими бесстрастно, как любовался бы красивой скульптурой или великолепной картиной.
Но когда доходило до близости, он слишком часто убеждался, что все они — лишь пустая скорлупа, и под этой красотой нет ничего, кроме непомерного самомнения и способности слышать одни лишь комплименты.
«Катерина необычна, — признал герцог перед тем, как заснуть, — очень необычна».
На следующий день ярко светило солнце, «Морской ястреб» весело летел по Адриатическому морю, а вдали громоздились высокие горы Албании.
Большую часть времени герцог провел на палубе и ненадолго остановил яхту, чтобы поплавать. Позже он нашел Катерину в салоне, где она с головой погрузилась в чтение.
— Вы не идете на палубу? — спросил герцог. — Немного свежего воздуха вам не повредит.
— Я бы с удовольствием, — робко ответила девушка, — но мне не хотелось беспокоить вас.
— Я покажу вам удобное место, где нет ветра, — пообещал его светлость.
Он проводил Катерину на палубу, и ей вынесли кресло, чтобы она могла любоваться темно-изумрудной зеленью и лазурной голубизной моря и слушать крики чаек, кружащих над головой.
29 
