21 
Лайла провели в комнату, где его уже ждал офицер, держа в руках не только портсигар, но и бумажник.
Разумеется, денег в нем не было, а вот сам дорогой сафьяновый бумажник с золотым тиснением и украшенный монограммой Лайла, воришке, очевидно, было нелегко сбыть с рук, и он решил его вернуть.
За золотой портсигар, как сообщили Рейберну, вор получил всего-навсего три фунта, причем «покупатель» – скупщик краденого из Ист-Энда – рассудил, что продать такую вещь будет чрезвычайно трудно, а потому счел за благо сдать ее в полицию.
Рейберн Лайл, щедро вознаградив полицейских за усердие, опустил портсигар в карман.
– С такой дорогой вещью надо обращаться осторожно, сэр, – деликатно заметил офицер. – В это время года Лондон кишмя кишит карманными воришками, а рядом с палатой общин, да еще в скоплении людей, когда там проходят демонстрации, им и вовсе вольготно!
– Постараюсь в будущем вести себя осмотрительнее, – с улыбкой пообещал Лайл. – Примите мою сердечную благодарность, офицер!
– На этот раз нам просто повезло, но так бывает не всегда! – наставительно добавил полицейский и попросил: – Распишитесь здесь, пожалуйста!
Рейберн выполнил его просьбу и, протягивая руку, сказал:
– Надеюсь, что мне больше никогда не придется вас беспокоить. Еще раз благодарю вас!
– Я провожу вас, сэр, – предложил полицейский.
Они вышли в коридор, по которому как раз в это время несколько констеблей вели группу женщин. Все они направлялись к двери, за которой, по сведениям Лайла, размещался зал судебных заседаний.
– Опять эти суфражистки! – пояснил офицер, не дожидаясь вопроса Лайла. – Ну, мистер Кертис-Беннетт – это наш судья – живо с ними разберется! Он их просто на дух не выносит…
– Они и впрямь заслуживают наказания, некоторые их выходки просто возмутительны, – высказал свое мнение Рейберн.
– Да, сэр, вы совершенно правы, – согласился с ним полицейский. – А эти знаете что учудили? Устроили беспорядки на Даунинг-стрит и, наверное, разнесли бы в клочья дом премьер-министра, если бы мои ребята вовремя их не схватили!..
Лайл ничего не ответил – он просто потерял дар речи, ибо в этот самый момент мимо него в сопровождении двух полицейских прошла… Виола!
Как только леди Брэндон вошла в спальню, Виола поняла, что надо готовиться к самому худшему.
И не ошиблась.
Леди Брэндон стремительно пересекла комнату и, подойдя к падчерице, дала ей пощечину.
– Ах ты маленькая лгунья! – злобно прошипела она. – Ты говорила, что спрятала бомбу, а на самом деле и не думала этого делать!
Щека Виолы горела, но девушка из гордости не позволила себе ни уклониться от удара, ни закричать.
Она просто стояла и глядела на мачеху, и, несмотря на охвативший ее страх, взгляд Виолы был тверд.
– Ты опозорила меня перед моими друзьями! – бушевала леди Брэндон. – Ты подвела меня! Как тебе не стыдно?
Не было ни малейших сомнений в том, что она всерьез задета поступком падчерицы, и поскольку Виола отчасти могла понять ее чувства, она виновато прошептала:
– Простите меня, мадре…
– Одного я не могу понять, – резко продолжала леди Брэндон. – Мне удалось привлечь к нашему движению огромное количество женщин, так почему же, когда дело касается тебя, я терплю неудачу за неудачей?..
Она окинула Виолу презрительным взглядом и продолжала:
– Переоденься! Я собираюсь показать тебе, на что способны наши сторонницы в борьбе за свои идеалы. Может быть, хоть тогда ты, наконец, поймешь, что это – настоящие мученицы, для которых превыше всего свобода!
– Вы сказали – переодеться? – переспросила Виола. – А куда мы идем?..
– Увидишь, – лаконично отрезала леди Брэндон. – Надень что-нибудь простенькое. Мы будем лишь зрителями, а не участницами демонстрации!
С этими словами она вышла из комнаты, а Виола, вынужденная подчиниться приказу, сняла бальное платье и надела бледно-лиловое, единственным украшением которого служил скромный кружевной воротничок.
На талии платье было схвачено атласным темно-фиолетовым поясом, а довершала наряд девушки маленькая круглая шляпка без полей с лентами того же оттенка.
Переодеваясь, Виола со страхом думала о том, что ей, очевидно, предстоит увидеть весьма многочисленную демонстрацию. Однако в этот момент она вспомнила, что недавно был принят закон, по которому людные сборища в радиусе одной мили от палаты общин были запрещены.
21 
