очень нудно 
38 
— А как он умер?
— Не понял?
— Извините. Я говорю о вашем отце. Как он умер? Где это случилось?
— Он умер в саду. Отец пытался передвинуть плиту на аллее, а та оказалась слишком тяжелой. Старые привычки…
Он посмотрел на часы.
— Кто обнаружил его?
— Я.
— Вы можете описать эту сцену?
Беседа становилась более напряженной и шла тяжелее, чем утром.
— Я как раз вернулся домой из школы. Помню, был красивый весенний денек. Мама уехала по делам в одну из благотворительных организаций. Я выпил сок на кухне и вышел на задний двор, чтобы попинать мяч или заняться чем-нибудь другим. На мне все еще была школьная форма. Я сделал несколько шагов и увидел отца на лужайке. При падении он слегка поцарапал лицо. Доктора сказали нам, что он умер прежде, чем ударился о землю. Но я подозреваю, что они говорят так всегда, чтобы облегчить горе людей, потерявших близкого человека. Кто знает? На мой взгляд, смерть легкой не бывает, верно?
— А что вы можете рассказать о вашей матери?
— Мне кажется, все сыновья считают своих матерей святыми. Разве не так?
Он взглянул на меня в поиске подтверждения.
— Моя мать была святой. Когда я родился, она ушла из школы. Ради блага других людей она могла сделать все, что угодно. Мама выросла в строгой семье квакеров, где ей привили кроткую самоотверженность. Помню, как она гордилась мной, когда я поступил в Кембридж. А ведь это означало для нее абсолютное одиночество. Она никогда не писала о тяготах своей жизни… не хотела портить мне настроение. Типичный пример ее святой неприхотливости. Я тогда уже играл на сцене и был очень занят. До конца второго курса мне и в голову не приходило, что все было так плохо.
— Расскажите о том, что случилось.
— Хорошо, — ответил Лэнг. — О боже! Боже!
Он прочистил горло.
— Я знал, что она болела. Но сами понимаете, когда вам девятнадцать лет, вы замечаете только себя. Я играл в студенческом театре. У меня было две подруги, и Кембридж казался мне раем. Я звонил домой каждый воскресный вечер, и мама всегда говорила, что ни в чем не нуждается — что ей хватало пенсии, которую она получала. Затем я приехал домой на каникулы и увидел ее. У меня был шок. Она походила на скелет. Врачи нашли у нее опухоль печени. Возможно, сейчас медицина могла бы помочь ей, но тогда…
Он сделал беспомощный жест.
— Через месяц она умерла.
— И как вы жили дальше?
— Я вернулся в Кембридж и продолжил обучение на третьем курсе… Вы можете сказать, что я искал забвения в увеселениях и прелестях жизни.
Лэнг замолчал.
— У меня было сходное переживание, — тихо сказал я.
— Правда?
Его бесстрастный тон говорил о многом. Он смотрел на океан, на тянувшиеся вдаль волноломы, и, судя по всему, его мысли находились еще дальше — за линией горизонта.
— Да.
Обычно во время интервью я не рассказываю о себе, а эта тема вообще является табу. Но иногда откровенность, проявленная призраком, помогает вытянуть из клиента бесценную информацию.
— Я потерял родителей примерно в том же возрасте. И как бы странно ни звучал мой вопрос, скажите: вы не находите, что смерть матери, несмотря на горечь утраты, сделала вас сильнее?
— Сильнее?
Он отвернулся от окна и хмуро посмотрел на меня. Я попытался объяснить свою мысль:
— В смысле уверенности в себе. То худшее, что могло случиться с вами, уже произошло, а вы уцелели. И тогда вы поняли, что можете действовать на свой страх и риск — по собственному усмотрению.
— Возможно, вы правы. Я никогда не думал об этом. Но что-то во мне откликается на ваши слова. Как странно! Я могу рассказать вам кое о чем?
Он придвинулся ближе ко мне.
— За всю свою жизнь я видел только двух мертвецов. Да-да, с дней юности и до сих пор! Хотя я был премьер-министром, со всеми вытекающими последствиями. Мне приходилось приказывать людям вступать в бой с врагом. Я посещал места, где террористы взрывали свои бомбы. И тем не менее после смерти отца я тридцать пять лет не видел мертвого человека.
— Кто же оказался вторым? — довольно глупо поинтересовался я.
— Майк Макэра.
— Неужели вы не могли послать на опознание одного из ваших телохранителей?
— Нет, — ответил он и покачал головой. — Не мог. Я должен был сделать это сам.
Лэнг снова замолчал, затем быстро сдернул с шеи полотенце и вытер им лицо.
— Наша беседа стала слишком мрачной, — сказал он. — Давайте сменим тему.
38 
