очень нудно 
39 
Я взглянул на список вопросов. В нем был целый раздел, посвященный Макэре, — не потому, что я хотел использовать материал о нем в книге (мне с трудом представлялось, как поездка Лэнга в морг для опознания мертвого помощника могла войти в главу с названием «Надежды на будущее»). Причиной являлось мое собственное любопытство. Однако я понимал, что в данный момент мне не следовало потакать своим желаниям. Я должен был жать на газ. Поэтому, пойдя навстречу клиенту, я выбрал другую тему.
— А что вы скажете о вашей учебе в Кембридже? Мы можем поговорить об этом периоде?
Я ожидал, что годы, проведенные Лэнгом в Кембридже, будут самой легкой частью моей работы. Мне довелось учиться там на несколько лет позже, и город с той поры почти не изменился. Он никогда не менялся сильно: в этом было его очарование. Я мог представить себе все клише и особенности Кембриджа — велосипеды, шарфы и мантии; лодки, пирожные и газовые плиты; грузчиков в котелках и трепетных хористок; пивные вдоль реки, узкие улочки, финские ветры; восторг от того, что ступаешь по камням, по которым некогда хаживали Ньютон и Дарвин. И т. д. и т. п. Читая рукопись, я думал, что мы с Лэнгом найдем много общего, поскольку мои воспоминания должны были сходиться с его переживаниями. Он тоже ходил на лекции по экономике, играл в футбол за вторую сборную колледжа и увлекался студенческим театром. Но, хотя Макэра подготовил список всех спектаклей с участием бывшего премьер-министра и привел цитаты из нескольких театральных обзоров, где говорилось о сценическом таланте Лэнга, в тексте чувствовалось что-то спешное и недосказанное. В нем отсутствовала страсть. Естественно, я винил в этом Макэру. Мне казалось, что строгий партийный функционер не питал особой симпатии к дилетантам на сцене и к их юношеским позам в плохо поставленных пьесах Ионеску и Брехта. И вдруг оказалось, что сам Лэнг уклонялся от подробного описания того периода.
— Какая давняя пора, — сказал он. — Я почти ничего не помню. Честно говоря, я не блистал талантливой игрой на сцене. Участвовал в спектаклях больше для того, чтобы соблазнять впечатлительных девушек. Только, ради бога, не вставляйте это в текст.
— Но вы были хорошим артистом, — возразил я ему. — Еще будучи в Лондоне, я читал интервью с театральными деятелями, которые утверждали, что из вас получился бы великолепный профессионал.
— Наверное, сцена не влекла меня так сильно, — ответил Лэнг. — Кроме того, актеры не могут менять мир вокруг себя. Это доступно лишь политикам.
Он снова посмотрел на часы.
— Неужели вам нечего рассказать о Кембридже? — возмутился я. — Ведь тот период жизни был очень важным для вас. Вы вышли из тени.
— Да, мне нравились те годы. Я встретил там несколько великих людей. Но Кембридж не был реальным миром. Он оказался страной фантазий.
— Понимаю. И именно за это я люблю его.
— Я тоже. По секрету скажу вам, что мне нравился театр.
Глаза Лэнга засверкали от приятных воспоминаний.
— Ты выходишь на сцену и играешь какого-то героя! Ты слышишь, как люди аплодируют тебе! Что может быть лучше?
Его смена настроения поставила меня в тупик.
— Прекрасно, — произнес я. — В ваших словах чувствуется реальная жизнь. Давайте вставим в текст этот кусочек?
— Нет.
— Почему?
— Почему нет? — со вздохом спросил Лэнг. — Потому что мы пишем мемуары премьер-министра.
Он внезапно ударил кулаком по подлокотнику кресла.
— С тех пор как я стал политическим деятелем, мои оппоненты, желая нанести мне обиду или доставить неприятность, все время называют меня чертовым актеришкой.
Он вскочил на ноги и зашагал по комнате.
— Ах, этот Адам Лэнг! — протяжно произнес он, изображая карикатурный образ англичанина из высшего света. — Вы заметили, как он меняет голос в зависимости от того, в какой компании находится? О, да-да!
Затем он спародировал хрипловатого шотландца:
— Нельзя верить тому, что говорит этот жалкий ублюдок. Парень просто лицедей! Он даже в туалет идет в сценическом костюме!
Через секунду, сцепив руки в молитвенном жесте, он уже был напыщенным, рассудительным обывателем.
— Трагедия мистера Лэнга заключается в том, что актер может быть хорошим лишь в той мере, насколько это позволяет ему пьеса. Наш премьер-министр, похоже, слишком заигрался!
Он повернулся ко мне. Я лишь восхищенно покачал головой. Его тирада изумила меня.
39 
