72 
— Наверное, это было после того, как он встретил меня.
— Возможно.
Судя по всему, мои слова обеспокоили ее. Дождь снова забарабанил по окну, и Рут приложила пальцы к толстому стеклу, словно хотела проследить бег капель. Блеск молнии превратил сад в подобие морского дна: качавшиеся ветви и серые стволы деревьев поднимались вверх, как рангоуты затонувших кораблей. Деп принесла главное блюдо — рыбу, сваренную на пару, с гарниром из лапши и каких-то бледно-зеленых растений, напоминавших сорную траву (возможно, это и была сорная трава). Я нарочито вылил остатки вина в мой бокал и осмотрел бутылку.
— Вы хотите еще, сэр? — спросила Деп.
— Вряд ли у вас найдется виски… Но, может быть, есть?
Экономка посмотрела на хозяйку.
— Принеси ему какое-нибудь виски, — сказала Рут.
Деп вернулась с бутылкой пятидесятилетнего «Chivas Regal Royal Salute» и приземистым фужером. Пока миссис Лэнг пробовала рыбу, я смешал виски с водой.
— Это восхитительно, Деп! — похвалила Рут.
Она промокнула рот уголком салфетки и с удивлением осмотрела следы помады на белой льняной ткани, словно испугалась, что у нее пошла кровь.
— Вернемся к вашей проблеме, — сказала она. — Мне кажется, вы ищете тайну там, где ее нет. Адам всегда переживал за духовное состояние общества. Он унаследовал это от матери. И я знаю, что, покинув Кембридж и переехав в Лондон, он чувствовал себя несчастным. Я могла бы сказать, что он был клинически депрессивным.
— Клинически депрессивным? Он лечился от этого? Действительно?
Я старался сдерживать возбуждение в голосе. Если Рут говорила правду, то ее откровения были лучшей находкой дня. Ничто так хорошо не содействует продаже мемуаров, как солидная доза страданий. Детские сексуальные насилия, тяжелая бедность, квадриплегия:[33] в опытных руках все это превращалось в звонкую монету. В книжных магазинах можно было бы создать отдельную секцию с названием Schadenfreude [34].
— Поставьте себя на его место.
Рут, жестикулируя вилкой, продолжала лакомиться рыбой.
— Родители Адама умерли. Он оставил университет, который ему нравился. Многие его друзья по театру обзавелись агентами и получили неплохую работу. А он ничего не имел. Я думаю, он чувствовал себя потерянным человеком и в качестве компенсации обратился к политической деятельности. Вряд ли Адам использовал такие термины — он не любитель самоанализа. Но, мне кажется, так все и случилось. Вы удивились бы тому, как много людей уходят в политику лишь потому, что они не обрели успеха в первоначальном выборе карьеры.
— Значит, встреча с вами была для него очень важным моментом.
— Почему вы так говорите?
— Потому что вы имели подлинную страсть к политике. Знание темы. Контакты в партийной организации. Вы вывели его на правильный путь и помогли ему возглавить партию.
Мне казалось, что туман начинал проясняться.
— Вы не против, если я запишу эту мысль?
— Валяйте, раз считаете, что она вам пригодится.
— Возможно, пригодится.
Я отложил в сторону нож и вилку. На самом деле мне не понравились сорняки и разваренная рыба. Я достал блокнот и открыл его на чистой странице. Мне не составило труда поставить себя на место Лэнга. В мои юношеские годы я тоже был сиротой — одиноким, амбициозным, талантливым (хотя и не настолько). Я тоже искал свой путь жизни. А Лэнг после нескольких робких шагов в политике встретил женщину, которая внезапно сделала возможным фантастическое будущее.
— Ваш брак стал для него поворотным моментом.
— Я определенно отличалась от его кембриджских подруг — всех этих Джокаст и Пандор. Даже в юности политика интересовала меня больше, чем цветы или пони.
— А вам когда-нибудь хотелось стать настоящим политиком? — спросил я.
— Конечно. А вам когда-нибудь хотелось стать настоящим писателем?
Это было похоже на пощечину. Кажется, я даже отложил свой блокнот.
— Хм…
— Извините. Я не хотела быть грубой. Но вы должны понять, что мы с вами в одной лодке. Я всегда разбиралась в политике лучше Адама. И вы тоже талантливее его в написании книг. Но, в конечном счете, он был и останется звездой, не так ли? И нам обоим известно, что мы просто служим этой звезде. На книге, которую купит читатель, будет стоять его имя — его, а не ваше. То же самое можно сказать и обо мне. Я быстро поняла, что он может дойти до вершин политики. Адам имел харизму и очарование. Он был великолепным оратором. Он нравился людям. А я всегда смотрелась гадким утенком или вела себя бестактно, как слон в посудной лавке — что сейчас и продемонстрировала в отношении вас.
72 
