очень нудно 
61 
К середине дня поток трудящихся, осточертевших до зеленых кругов в глазах, ослабевал. Тогда я запирал дверь и делал то, что до тех пор делал второпях и тайком: наливал полстакана из купленной утром по дороге бутылки и с наслаждением выпивал. Дальше день катился к концу уже незаметно, вместе с понижением уровня в квадратном сосуде. Мне казалось, что поведение мое не меняется, но, вероятно, это только казалось, потому что все чаще заходили не те сослуживцы, у которых разнообразные проблемы, а те, у которых только одна, но вечная – выпить. Тем не менее дело как-то шло, я выполнял все необходимые процедуры. Что-то контролировал, что-то делал сам, участвовал в каких-то очередных совещаниях, коротких и длинных, обсуждал чужие предложения и выдвигал свои, которые кто-то даже считал здравыми... Потом, часов в восемь, шел домой.
И все повторялось – тяжкое, постепенное пьянение, ночная тоска, блуждания, риск.
Так вот, через два дня я сидел в том самом кафе. Был относительно трезв, то есть выпил не больше обычного к этому часу. Думал о ней, о том мужике, о жизни, которую надо менять. Нисколько не удивился бы, если б сейчас вошла она или он – тем более что буфетчица предупреждала о его вероятном возвращении «с пацанами», – но никто не входил.
Как же менять жизнь, думал я, что же она имела в виду? Совсем бросить писать, перестать мучиться, забыть? Интересно, был ли прецедент в отечественной истории, чтобы писатель ушел на покой, в отставку? Американец один – да, и поселился где-то на отшибе, и не встречается ни с кем... Только он до этого сделал мировой бестселлер, и мы на нем росли, да еще десятка два рассказов, и все это было действительно суперкласс, и к тому же потрясающе продавалось... А ведь логичнее было бы как раз нашим-то на пенсию уходить, государственным чиновникам... Они, собственно, и уходили – в переделкинские классики, на переиздания, премии, всяческие редсоветы и комиссии, но у меня другой случай и время другое, да ведь и они продолжали числиться...
Нет, надо просто бросить и забыть.
И службу бросить, подсказал сам себе. Интересно... А жить-то на какие шиши? Тем более что привычки завел... Один виски чего стоит.
И виски бросить. Уехать куда-нибудь в провинцию, где не то что в лицо не будут узнавать – и фамилию никто никогда не слышал, поискать работу полегче...
Идиот романтический, – опять сам себе. Там сейчас вообще никакой работы нет, здоровые, с профессией местные мужики найти ничего не могут, а ты с неба свалишься и тут же на легкую работу, да чтобы не голодать – ишь ты! Ты не один, – продолжал корить себя, – как же ты забыл, скотина! Все забыл... Жена... Надо устраивать кошек... А потом? С каких доходов будешь их всех кормить, из зарплаты сторожа в райцентре? Да, идиот ты, идиот...
И кого слушаешь? Даже неважно, что тот поганец сказал, – а ты разве сам не видишь? Ну пусть не проститутка, это чепуха, не выглядят так никакие проститутки. Но ведь явно неуравновешенная дамочка, с большой придурью, истеричная, к тому же все-таки слишком легко к незнакомому мужику подсаживается... Почему нужно следовать ее напыщенным советам?
А потому, – продолжал я диалог, – что ты и сам к этому же пришел, только сформулировать боялся. Давно додумался, но не решался. Бежать надо, иначе не выживу. Близкие... Что ж близкие, кое-что я им оставлю. Если продать машину, которую и так давно продать надо, третий год в гараже на даче гниет, ждет, пока хозяин протрезвеет, да ту же дачу продать – или, наоборот, квартиру сдать? – вполне жить можно...
А сам-то, сам все же что собираешься делать? – не отставал зануда. – Никто тебя никем и нигде не возьмет. Только здесь у тебя есть какой-никакой выбор, здесь тебя знают, в крайнем случае сменишь службу на другую такую же, покряхтишь-покряхтишь – и напишешь чего-нибудь, не сейчас, так позже, и издашь... Вот и все твое будущее, и никуда ты из него не выпрыгнешь, не выдумывай.
Да и зачем выпрыгивать? Не получается сочинение? Авось... Не первое, слава Богу, а последнее ли – видно будет. Потерпеть, потянуть, а там, глядишь, подступит... Вот-вот прорвется, уже течет холодный пот по хребту – есть, попал. Разве раньше не так бывало? Тупые, однообразные усилия, наработанная техника, холодный взгляд на себя со стороны – и вдруг начинает забирать, появляется чувствительность кожи – значит, вот-вот... Два главных в моей жизни процесса, как известно, благодаря старому венскому доктору, здорово похожи, и, соответственно, и в том и в другом случае самое опасное – боязнь неудачи. Значит, нечего паниковать и черт его знает кого слушать, а вот с пьянкой притормозить – это действительно было бы неплохо...
61 
