очень нудно 
42 
— И слышать не желаю. Что произошло?
— Может, пойдете, сами взглянете?
— Я и так знаю, что там увижу. Как нашли, когда?
— Господин Лесников! — крикнул Вендорф.
Из номера вышел господин среднего роста в мундире капитана с тщательно прилизанным пробором.
— Вот чиновник участка, ведет дело…
Лебедев молча воззрился на бывшего армейского, попавшего в полицию. При способностях и дельном уме пехотные офицеры в полицию не переводились. Или напился, или проворовался, или солдата избил до полусмерти. Начальство дело замяло, с условием перевода в полицию. Масса достоинств читалась на сонном лице.
— Чего ждем? Докладывайте, — приказал Вендорф.
Лесников словно очнулся и зачитал по составленному протоколу: около восьми было обнаружено тело. Дверь в номер была открыта. Жертву нашла мать, которая заехала с ранним визитом.
— Это все? — спросил Лебедев.
Капитан почесал щеку и сказал:
— Пока еще протокол составляем…
— Аполлон Григорьевич, да вы сами взгляните, я приказал ничего не трогать…
Вендорф уже и сам был не рад, что вызвал такого дельного чиновника. Подхватив криминалиста под локоток, чуть не насильно повел его в номер. Лебедев довольно резко высвободил руку и вошел первым.
Номер высшего класса обставлен мягкой мебелью в модный цветочек, с потолка свешивалась бронзовая люстра в хрустальных льдинках, а стены обильно украшали копии малых голландцев, с изобилием амстердамских рынков.
— Уже поторопились снять? — спросил Лебедев, не найдя тела на привычном крюке.
— Прикасаться не смели. Находится на должном месте. — Вендорф указал на диванчик с высокой спинкой.
Лебедев подошел к месту.
На персидском ковре, среди язычков и завитушек, лежало тело, ноги были поджаты, а руки неестественно вывернуты. Лицо уткнулось в шерстяной ворс, густо пропитанный желтовато-бурой жижей.
— Кто это? — спросил Аполлон Григорьевич, ожидая увидеть совсем другое.
— Так это же Дмитрий Юнусов! Единственный сын князя Юнусова! Древнейшая аристократическая фамилия! Триста лет на службе трону. Герб и прочее. Поступил на дипломатическую службу, проявил отличные способности и заслужил похвалу начальства! Надежда и гордость престарелых родителей! Такая трагедия! Единственный сын! Последний стебелек древнего рода! Прошу вас, сделайте все, что можно! Надо найти и покарать убийцу.
— Подумаешь, юноша совершил самоубийство… Нервы и фантазии. С кем не бывает. Почему вдруг решили, что это убийство?
Вендорф сделал вид, что не понял намека.
— Этого не может быть! — уверенно сказал он. — Блестящий молодой человек, жизнерадостный. Еще вчера заезжал к родителям и делился своими планами. Впереди прекрасная карьера и служба в нашей миссии в Англии. Ему подыскали прекрасную невесту. Какое тут самоубийство…
— Может, невеста не понравилась?
— Аполлон Григорьевич, не время для шуток! Надо что-то делать. Я должен… Мы обязаны найти убийцу хотя бы ради честного имени семьи. Нельзя, чтобы такое пятно легло на древний род.
— Конечно, древний род. Это не какие-то безвестные учительницы-содержанки.
— Господин Лебедев… — Голос Оскара Игнатьевича приобрел стальной накал. — Я не милости прошу, а исполнить ваш служебный долг. Не тратьте время, приступайте. Вдруг убийцу еще можно задержать по свежим следам. Найдите их…
И полковник величаво удалился, предоставив криминалисту поле деятельности.
Не страх перед начальством, а профессиональный долг принуждал. Стараясь не тревожить тело, Лебедев осмотрел голову, шею и руки. Точно сказать пока нельзя, но, кажется, к хлороформу подмешали еще что-то. Это надо выяснять не здесь.
Оставив жертву в покое, Аполлон Григорьевич прошелся по комнате, убеждая сам себя, что ищет следы. Но предметов и деталей он не замечал. Внезапно напало такое отчаяние, такая беспомощность с печалью пополам, что сильный духом мужчина был в шаге от того, чтобы пустить слезу. Ничего не мог поделать с собой. Какие тут улики искать.
Требовалась краткая передышка, чтобы собраться с мыслями. И себя заодно.
* * *
Лебедев сбежал. Бросил на ходу, что вернется через четверть часа, и не дал Вендорфу рта открыть. Побродив по гостинице, он завернул в новомодное заведение, именуемое баром. Подобное место в столице имелось только в ресторане «Медведь». И в «Европейской». Официант за стойкой, или как его теперь называть, сверкал крахмально-белым кителем, излучая само радушие. Он спросил, чего господин желает отведать, есть ликеры, хорошие вина, отличные виски и даже чудо чудес — смеси разных напитков, именуемые «коктейль». Официант произнес это слово в два ударения: «кок» и «тейль», следуя модному правилу.
42 
