122 
Он смотрел на город, неровной полосой возникший на горизонте. Потом пароход долго шел по Темзе.
День был серый, прохладный, моросил дождь, но Хэдриан, привычный к любым проявлениям природы, на холод и дождь не обращал никакого внимания. Он поправил галстук. В новом костюме и галстуке ему было непривычно и неудобно. За все свои шестьдесят лет он и десяти раз не надевал костюм и галстук.
Он задыхался от радости, накатывавшей горячей волной. Он был счастлив: у него есть сын! Его сын герцог Клейборо.
У него не было детей. Он так и не женился. Один раз в жизни он полюбил женщину так, что захотел жениться. Но это было очень давно. Стоун недолго горевал, так как был человеком действия, а не пассивным мечтателем. Единственное, что огорчало его, — отсутствие детей. В последнее время это чувство обострилось. И вот у него, оказывается, есть сын, который гоже только что узнал о существовании родного отца. Интересно, что он собой представляет? Видимо, он горд и официален, раз не раскрыл своих чувств в письме к незнакомому человеку. Хэдриан Стоун тоже был очень гордый человек, но он знал, когда надо свою гордость умерить, а когда и вовсе спрятать, и нередко так и поступал. А с другой стороны, его мало интересовали приличия. По тону письма Хэдриана-младшего можно было предположить, что он обладает очень благородной наследственностью. Хэдриан-старший этим похвастать не мог.
Стоун не мог себе представить сына благопристойным или, еще хуже, педантичным англичанином голубых кровей. Хотя между ними должно быть очень много различий.
Стоун начал готовить себя к неизбежному. Его сын был не просто аристократ, он был герцог. Возможно, он не может без слуг пошевелить даже пальцем, чтобы сделать что-нибудь для себя. С этим Стоуну было трудно примириться. Сам он вышел из низов, но благодаря упорному труду — а он никогда не боялся никакой работы — Стоун достиг высокого положения в обществе. Что касается, сына, что ж, нужно честно посмотреть правде в глаза и признать тот факт, что сыну не пришлось в жизни честно попотеть на работе. Но Стоун не станет презирать его за это, даже если окажется, что Хэдриан-младший считает труд ниже своего герцогского достоинства.
А будет ли сын осуждать его? Он молил Бога, чтобы то, что он почувствовал по тону письма, осталось бы вежливой формальностью, а не холодным безразличием и высокомерным снобизмом. Один вопрос не давал ему покоя. Сможет ли сын принять его, простого труженика, который был не более чем морским капитаном?
От этой мысли у него все внутри сжалось: он мало чего боялся в жизни, а сейчас опасался того, что сын отвергнет, не примет, что будет смотреть на него сверху вниз; он немало знал таких, будь то американских или английских снобов. Он так хотел этой встречи и так ее боялся!
Стоун сразу же во всем стал обвинять Изабель. Знай он, что у него есть сын, давно бы предъявил на него свои права. Его сын стал бы воспитываться не в богатых салонах британского высшего общества, а в море, на палубах морских кораблей. Он бы узнал цену труду, гордился бы тем, чего он добился своими руками, а не этим чертовым титулом.
Но этому не суждено было осуществиться, и все из-за Изабель, которая лишила его сына.
Изабель была единственной женщиной, которую он любил. Он не мог уразуметь ее представлений о долге и верности, не мог понять, почему она, любя его, уехала и вернулась к мужу. Бог свидетель, он очень хотел понять ее. Вот уже прошло тридцать лет, но чувство к ней жило до сих пор.
Она лишила его сына, она совсем не та, за которую он принимал ее все эти годы. Это просто эгоистка и нечестный человек, обманувший сына. Она специально не сообщила ему о рождении его сына.
Изабель лишила его сына, и эта мысль стала навязчивой, он не мог от нее отделаться. В сердце, где когда-то жила любовь, загорелся гнев. Он этого никогда не забудет и не простит.
Прочитав короткое, резкое письмо от жены, где она просила его о разводе, герцог сразу же потерял свое, так старательно лелеянное, самообладание: он застонал, что-то воскликнув, разорвал письмо на мелкие кусочки и крикнул, чтобы ему немедленно подали коня. Он знал, что нельзя давать волю гневу, что надо реагировать иначе, но было слишком поздно — его терпению пришел конец. Жгучая ярость стала доминантой его поведения, и он не сдерживал ее.
Хэдриан выбрал Раффиана, самого быстроходного коня в своей конюшне. Он помчался что было сил с одним желанием — добраться до Кобли Хауа до рассвета. Когда он удалился на приличное расстояние от Клейборо и гнев его несколько поутих, Хэдриан поскакал уже медленнее, так как здравый смысл подсказал ему: при такой скачке он загонит своего лучшего коня и тогда уж определенно не доберется до Сассекса к рассвету.
122 
