очень нудно 
70 
– Она влияет на нас. Она победила бы нас в любом случае! – сказала я. – Она сейчас начнет про «авторитеты» и «русскую идею», тогда уж никто не выберется!
– Что? – одновременно озадачились Авенга и Сухих.
Но Бася сменила тактику. Она подняла с земли камень и бросила его в Сухих. Сначала промахнулась, когда начала было про то, что «нечего было с самого начала Стаса к себе пускать». Но потом прицелилась и вмазала в самый лоб:
– Тебя кто просил СЕЙЧАС об этом рассказывать? Разве нельзя было немного подождать, подготовиться.
– Да? – агрессивно ответила Аня. – И что я должна была тогда ей сказать? Что я сюда, к Галке, зашла за солью? Или за спичками?
– Ты вообще должна была молчать! – рявкнула Бася.
Дальше на Сухих набросились все. Сработало стадное чувство. Я тоже кричала, уже не помню, что именно, но точно что-то омерзительное и несправедливое. За что мне потом было очень, очень стыдно. Так, наверное, в Средневековье инквизиция судила еретиков. Не потому что они были в чем-то виновны, а потому, что средневековое общество было полно темных, снедающих душу страхов. На него могли напасть и с севера, и с юга, и с любой другой части света. Его могла поразить чума, у него не было полисов ОСАГО, поголовной вакцинации и билля о правах человека. Сама жизнь человеческая стоила три копейки в базарный день, и от непереносимости такого количества потенциальных угроз люди, если собирались толпой больше пяти человек, моментально теряли человеческий облик. Они шли, ломали двери, обвиняли людей в какой-нибудь ерунде, махали вилами. А стоило разойтись по домам, как становилось понятно, как они были не правы.
Так и мы с девочками. Мы слишком испугались того, что произошло. Весь наш мир рушился, как будто именно сегодня наступал конец света – персонально для нас и для нашей маленькой компании, для нашей спокойной привычной жизни. Как ни крути, а все мы жили и крутились вокруг Марлены, как планеты вокруг Солнца. Без нее наша галактика потемнела и потухла. И кто-то же должен был за это ответить? Кто-то должен был быть крайним, потому что теперь уж, и все это понимали, вещи никогда не будут такими, как прежде. Так почему бы это не быть Сухих?
Аня, надо отдать ей должное, отбивалась яростно. Она тоже кричала, размахивала телефоном, предлагала немедленно поехать к Марлене и все ей объяснить.
– Не надо, хватит с нее твоих объяснений, – ядовито кривилась Бася.
– Ты сделала уже все, что могла! – это патетичное, спекулятивное утверждение внесла я. Каюсь. Слезно прошу прощения, но сказанного не воротишь, как и сделанного. Слово не воробей. Наши костры уже были сложены, вязанки дров уже были связаны и готовы к возгоранию. Мы стояли с перекошенными лицами, в перепачканных золой сарафанах и трясли горящими факелами. Мы все согласились, что без Сухих было лучше. Что за такое самоуправство она обязана подвергнуться очищению огнем и быть предана анафеме на веки вечные. И мы бы сделали это, честное слово. От страха и огорчения мы все, определенно, почти потеряли человеческий облик.
Потом Авенга вдруг встала на защиту Сухих. Она вышла вперед, плюнула в нашу сторону, потушила свой факел в придорожной луже и сказала, что «не судите, да не судимы будете».
– Что она тебе! Зачем ты за нее впрягаешься? – кричала Бася, вполне готовая в запале сжечь и двоих.
Авенга выпрямилась, гордо подняла голову и сказала, что жечь людей ей не позволяет корпоративная этика.
– Знаете, сколько наших полегло на таких вот кострах?
– Это были ведьмы! – взвизгнула Бася. – И потом, католическая церковь уже извинилась. А Эта Женщина (и она ткнула факелом прямо в Сухих) испортила всю жизнь светлой и непорочной королеве Марлене!
– Знаете, что? И так в Европе теперь днем с огнем не встретишь ни одной красивой женщины. А все потому, что вот такие, как вы (тут она показала пальцем на нас с Басей), сожгли весь дельный генофонд. Какие ведьмы, я вас умоляю! – фыркнула Авенга и встала рядом с Сухих.
– А она права, – вымолвила я и присоединилась к ним.
– И ты, Брут! – воскликнула Бася, осуждающе глядя на меня. Стоять одной с факелом в руке ей стало скучно. Она вздохнула и согласилась, что в принципе… если смотреть в корень… и не пытаться малодушничать… то тогда, конечно же, надо было все Марлене рассказать.
– Вот именно! – с облегчением кивнула Сухих, разматывая путы. – А вы сразу – жечь. Дикость какая-то. Нам надо держаться друг друга.
70 
