24 
– Доченька, в твоем состоянии это первейшее дело. А как же еще ты теперь сможешь смотреть на мир?
– А почему? Мам? – переспросила я. Ее голос и вправду зазвучал у меня за головой.
– Ну как же. Ведь это так страшно.
– Что страшно?
– Делать свой выбор. Выбор. Ты же должна сделать свой выбор, – мамин голос то приближался, то удалялся, словно она раскачивалась на качелях и смотрела на меня со спины и откуда-то очень свысока.
– Какой выбор? – переспросила я. Там, во сне я не думала про ребенка, не помнила, будто вообще никогда о нем не знала. Мама рассмеялась беззаботным заливистым смехом. И я вдруг подумала, что это и не мама вовсе, и если я сейчас обернусь, то увижу чье-то другое лицо. Я обернулась и мое сердце замерло от ужаса, так как оказалось, что сзади никого нет, а я сама стою на криво выпиленной деревянной доске. Доска гудит, покачиваясь вверх-вниз, а вокруг всюду бушует взбешенное небо. Буря с тучами, молнией и ветром колышет все пространство вокруг меня и все гудит, как эпицентр жуткого цунами. Мои волосы сдувает так, что почти вырывает с корнем. Я зажмурилась и снова закричала:
– Какой выбор? – Я надеялась что, получив ответ, смогу остановить надвигающуюся на меня стихию.
– Знамо дело, обычный. Между жизнью и смертью. – Ответил из-за спины теперь уже мужской бас, похожий на Аганесов голос.
– А какой выбор правильный? – спросила я.
– Твой, – произнес он. Я оглянулась вокруг, пытаясь понять, куда же мне все-таки пойти. Стоять на висящей над пропастью доске мне было страшно. Я сделала шаг в одну сторону и чуть не свалилась. Физически я почувствовала, как адреналин в этот момент прилил к моей голове. Я закричала и отпрянула назад.
– Я иду не туда?
– Почему? – полюбопытствовал кто-то из-за спины.
– Но я же сейчас упаду! – возмутилась я.
– Ты упадешь в любом случае. Дело не в этом. Не это – твой вопрос.
– Как это? Я совсем не хочу падать. Я не хочу в пропасть!
– Никто не хочет, что же делать? Ведь ты-то уже в нее летишь, – произнес с сочувствием голос и вдруг я поняла, что он прав, что доска подо мной – фикция, так как она ни за что не держится и летит вниз вместе со мной. Я дернулась всем телом и вдруг проснулась.
– Ты так кричала. Тебе что-то приснилось? – надо мной склонилось заботливое лицо мамы.
– Мне надо сделать выбор, – автоматически повторила я, – но это бесполезно. Я все равно уже упала. Ты понимаешь, мам, я уже упала.
– Прекрати. У тебя, кажется, жар, – она погладила меня по волосам, я окончательно проснулась, проверила свои ощущения в теле. Тело подтвердило, что оно болеет, что у него жар.
– Может, дашь мне аспирина? – попросила я.
– В твоем положении нельзя никаких лекарств, – заискивающе посмотрела на меня мама. – Ты и так пила валериану, но это еще куда ни шло…
– Откуда ты… – я приподнялась на локтях и вперила в нее изучающий взгляд.
– Марго сказала. Я ей тут позвонила на днях, ты ходила такая странная, подавленная. Я просто не могла ничего другого придумать, как понять, что с тобой.
– Вот трепло, – взвилась я.
– Детка, но я же твоя мать. Что ж мне было делать, если ты молчала?
– Мам, я молчала, чтобы не расстраивать тебя. Ты ведь хочешь внуков.
– А ты решила… – Мама замолчала, глаза ее наполнились слезами. Я честно заплакала вместе с ней, но в душе я была спокойна. Вся истерика вышла наружу вместе с моими воплями, а сон докончил дело. Я поняла, что теперь, что бы я не предприняла, мне не избежать расплаты. Я уже упала. А вещие сны лишь помогают нам понять, что происходить, не более.
Наутро я договорилась на работе, что мне дадут больничный и осталась дома. Аганесов с беспокойством допросил меня о самочувствии и предложил подвезти каких-нибудь продуктов.
– Спасибо, у меня все есть. Просто не увольняй меня за прогулы, – улыбнулась я и принялась болеть. Температура к утру спала, она была, по-видимому, реакцией на стресс. Я лежала с прекрасными ощущениями в теле и наслаждалась привычной обстановкой моей комнаты, видом на Сокольнический парк из окна и парными котлетками. Мама, молчаливая и собранная, как партизан перед расстрелом, делала вид, что ничего не происходит. Ей это давалось с трудом. Она заботливо подкладывала мне добавку, а к обеду не удержалась и брякнула:
– Я бы с ним сидела. Подумаешь, без мужа. Сейчас это сплошь и рядом.
– Мама, я не хочу рожать от него. Ты сама говорила, что он плохой человек.
– Какая теперь разница, – вздохнула она, но больше тему не поднимала. Папа ходил рядом со мной на цыпочках и делал вид, будто я страшно хрупкая хрустальная ваза. Трогательно и тепло было видеть их лица, но даже их забота не могла стереть того отпечатка, который во мне оставили последние события.
24 
