69 
– Ну что ты, Муся, это же ребенок, – пожимал плечами он. Для него все это было легко и просто, как будто у него имелась какая-то природная степень в педагогике.
– Странно, что у тебя нет детей. Из тебя бы вышел прекрасный отец, – сказала ему я, когда он как-то умудрился уговорить Соньку добровольно выпить ужасно горькое лекарство от кашля.
– Может быть, – пожал плечами Федя, не отреагировав на эти слова особенно.
Иногда, глядя на то, как он возится с Сонькой, как нежен и заботлив бывает он, я признавалась себе, что не встречала лучшего человека для того, чтобы жить семьей. И в то же время он часто говорил мне о моем будущем, о том, какая я молодец, что мне надо делать карьеру, учиться, что мне надо найти какого-нибудь обалдуя, женить на себе и быть счастливой. Я понимала, что он имеет в виду не себя. К себе он относился как к некоторому временному явлению, передышке на линии моего жизненного марафона. Возможности встать на ноги.
– А может, я не хочу стоять на ногах? Может, я хочу лежать в твоей постели? – спросила я его как-то.
– Ну, это пройдет.
– А если не пройдет? Если ты – это и есть тот самый обалдуй, о котором я мечтала всю жизнь?
– Это вряд ли. У всех проходит.
– Но почему? – разозлилась я. – Мне хорошо с тобой, тебе – со мной. Ведь хорошо? Мы живем так, как я никогда не жила с мужем. Почему бы у нас не могла получиться семья? Не сейчас, не в эту секунду, но в будущем. Пусть отдаленном, пусть чисто теоретически.
– Семья – это точно не для меня, – твердо заявил он.
– Да что ты! – возмущенно воскликнула я. – Ты только не говори это мне. Ты обожаешь сидеть дома и рисовать цветочки с Сонькой. Ты снеговика лепил, и тебе это нравилось. Я видела. Ты любишь тапки, газету и меня под боком. Кашу на завтрак, разговоры о последних новостях. Что ж тогда? Может быть, ты бабник? Скажи, ты бабник?
– Определенно, я бабник. Какие еще варианты, – со смехом поддразнил меня он.
– Ни черта ты не бабник. Ты ревнивец и домосед. Как ты будешь тут сидеть, если я уйду? Один в пустом доме? Зачем ты хочешь, чтобы я куда-то там ушла? Разве тебе плохо с нами?
– Давай отложим этот разговор, – устало отмахнулся он. – Со временем все само встанет на свои места.
– Это точно, – кивнула я и больше не возвращалась к этой теме. Но где-то в глубине души я чувствовала, что совершенно не желаю никуда уходить. Ни в этом году, ни в следующем, никогда. Хочу остаться с ним, в его доме, нарожать ему кучу ребятишек, печь им всем пироги, на Новые года делать оливье и заливные, постареть и кряхтеть вместе, в окружении кучи внуков. Странные фантазии, да? Что делать, мысли неподвластны нам. И поверьте, я очень бы хотела, чтобы это было по-другому, чтобы я не придавала происходящему такого большого значения. Но, кажется, я полюбила своего любовника, не той детской испуганной любовью ребенка, который боится, что он не будет никому нужен, и больше всего на свете не хочет остаться один. Я любила мужчину, лежащего рядом со мной, храпящего, если заложен нос, разбрасывающего носки, живущего в доме без занавесок. Я любила молчать, смотреть телевизор или, положив голову к нему на колени, глядеть на него снизу, как он листает журналы, те самые журналы, по которым я в свое время проходила курс молодого бойца автомобильного фронта. Теперь я уже могла считаться заправским автодилером. И залихватски бросаться фразами типа «движок тут не самый мощный, но зато вариатор покрывает провалы в мощности, очень экономичная штука. И бензина жрет меньше». Да, много воды утекло. Я подумывала пойти на курсы управления, чтобы, как выражается Федор, было куда развиваться. А пока… пока наступал Новый год.
К празднику я потратилась и купила-таки три комплекта занавесок, недорогих, но очень милых, на три окна. Тонкий тюль не мешал видеть город и летящие облака, а яркие шторы моментально оживили комнаты, сделали их уютными. Я самолично подвешивала их к крючкам карниза, стоя на шаткой конструкции из столика, стула и табуретки, а Федор взволнованно бегал вокруг меня и ругался:
– Зачем же это? Я бы сам. И вообще, это же дорого. Я не столько тебе плачу, чтобы ты тут швырялась деньгами. Ой, ты пошатнулась.
– Лучше бы подержал табуретку. А то и вправду упаду. Что-то у меня голова кружится, – пожаловалась я. – Нельзя стоять столько, задрав голову.
– Так слезай!
– Ага, щазззз! – фыркнула я. – Я уж их все развешу.
– Только я тебе отдам за них деньги. Сколько это стоило?
69 
