105 
– Пожалуйста, не старайся освободиться, – предупредил Грегори, целуя ее в макушку. – Все равно не получится, а руки раздерешь. – Подняв голову, он внимательно оглядел трубы. – Или вырвешь трубу – сомневаюсь, что последствия будут приятными.
– Грегори, ты должен отпустить меня.
Он наклонился так, чтобы их лица оказались на одном уровне.
– Не могу, – сказал он. – До тех пор, пока у нас еще есть шанс быть вместе.
– Пожалуйста, – взмолилась Люси. – Это же полное сумасшествие. Ты должен вернуть меня. Ты меня погубишь.
– Я женюсь на тебе, – заявил он.
– Я уже замужем.
– Не совсем, – с ехидной усмешкой напомнил он.
– Я дала клятву.
– Но брак еще не осуществился. Ты еще можешь аннулировать его.
– Дело не в этом! – закричала Люси, тщетно пытаясь высвободиться. Грегори выпрямился и направился к двери. – Ты не знаешь ситуации, ты эгоист, который ставит собственные нужды и собственное счастье выше нужд и счастья других!
Эти слова заставили его остановиться. Он уже успел взяться за дверную ручку, но повернулся и посмотрел Люси в глаза.
– Значит, ты счастлива? – спросил он. Тихо и с такой нежностью, что Люси захотелось плакать.
– Нет, – прошептала она, – но...
– В жизни не видел такой грустной невесты.
Люси в изнеможении прикрыла глаза. Он сказал то же самое, что и Гермиона, и это действительно было правдой. Даже сейчас при взгляде на него у нее начинает учащенно биться сердце.
Потому что она любит его.
И будет любить всегда.
А еще она ненавидит его за то, что он заставил ее желать то, что ей не суждено иметь. Она ненавидит его за любовь к ней, настолько сильную, что он готов рисковать всем ради нее. И больше всего она ненавидит его за то, что он превратил ее в орудие разрушения ее семьи.
До знакомства с Грегори Ричард и Гермиона были единственными на свете, кем она действительно дорожила. А теперь этих людей ждет гибель, им уготована более страшная мука, чем та, что принесла бы ей жизнь с Хейзелби.
Грегори думает, что здесь ее найдут только через несколько часов. Но он ошибается. Ее не найдут и через несколько дней. Ей уже и не вспомнить, когда кто-либо в последний раз поднимался сюда. Раньше здесь располагалась ванная для няни, но в Феннсуорт-Хаусе уже целую вечность не было постоянно проживающей няни.
Когда ее отсутствие будет замечено, сначала проверят ее спальню. Потом примут вполне разумное решение и станут искать в библиотеке, гостиной, ванных, которыми пользовались гораздо чаще, чем раз в десятилетие...
А потом, когда ее не найдут, все начнут думать, что она сбежала, но затем вспомнят, что случилось в церкви, и придут к единодушному мнению, что она исчезла не по собственной воле.
И вот тогда наступит ее гибель. И гибель всех остальных.
– Это не вопрос моего счастья, – наконец тихим, дрожащим голосом проговорила Люси. – Грегори, умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого. Это нечестно по отношению ко мне. Моя семья... Это погубит нас.
Грегори вернулся к ней и сел рядом. И попросил:
– Так расскажи мне.
И Люси все рассказала. Потому что поняла, что иначе он не отступится.
Она рассказала ему все. И об отце, и о письменных свидетельствах его предательства. Она рассказала ему о шантаже. Она рассказала, что является окончательной выплатой и единственным средством, которое поможет брату сохранить титул.
Рассказывая все это, Люси смотрела прямо вперед, и Грегори был благодарен ей за это. Потому что все рассказанное ею потрясло его до глубины души.
Весь день он пытался понять, что за ужасная тайна вынудила Люси выйти за Хейзелби. Он дважды пересек центр Лондона, сначала, когда бежал в церковь, а потом, когда шел сюда. У него было достаточно времени на размышления и на предположения. Но ни разу – ни разу! – ему в голову не могло прийти нечто подобное.
– Теперь ты видишь, – добавила Люси, – что дело не во внебрачном ребенке, не в связи на стороне. Если бы все оказалось именно в этом, было бы значительно проще. Мой отец – граф королевства – совершил предательство. Пре-да-тель-ство.
И тут Люси рассмеялась. Именно рассмеялась.
Так, как смеются люди, когда им хочется плакать.
Она повернулась к Грегори в ожидании реакции, но никакой реакции не последовало.
Предательство. Господи, он даже подумать не мог, что все так плохо. Есть много – великое множество – поступков, за которые человека изгоняют из общества, но ни один из них не считается столь же вопиющим преступлением, как предательство. В Британии не осталось семей, которые не потеряли бы близких в войне с Наполеоном. Раны еще свежи, а даже если бы они и зажили...
105 
