18 
У нее получится. Обязательно. В конце концов, она — Хочкис, а значит, добьется всего, что задумала. Ей нужно найти мужа, но сначала, что более важно, необходимо узнать, как это делается. А что касается мистера Сидонса, то он просто оказался под рукой. Возможно, использовать его для эксперимента несколько бессердечно, но иногда у жен-шины просто нет выбора. Тем более у отчаявшейся женщины.
Приклеив к лицу ослепительную улыбку, Элизабет повернулась к нему. Итак, она будет испытывать свое обаяние на этом мужчине, пока… пока не очарует его.
Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь утонченно остроумное, но не успела издать и звука, как он склонился к ней и, одарив ее теплым волнующим взглядом, произнес:
— Мне не терпится узнать, что могла бы означать ваша улыбка?
Элизабет ошарашенно моргнула. Не будь она уверена в обратном, то предположила бы, что это он очаровывает ее.
Нет, подумала она, мысленно тряхнув головой. Это невозможно. Они едва знакомы, и хотя она не самая уродливая девушка в Суррее, но уж точно не сирена.
— Прошу меня извинить, мистер Сидонс, — кокетливо сказала она. — Как и вы, я иногда погружаюсь в размышления. Надеюсь, вы не сочтете меня грубой?
Он покачал головой:
— Ни в коем случае.
— Но видите ли… — Что там Сьюзен вычитала в той книге? Старайтесь разговорить мужчину о самом себе. Мужчины, как известно, поглощены собой.
— Мисс Хочкис?
Она прокашлялась и изобразила очередную улыбку.
— Видите ли, я как раз думала о вас.
Последовала короткая пауза, затем он спросил:
— Обо мне?
— Конечно. Не каждый день в Дэнбери-Хаусе появляется новый человек. Откуда вы?
— Я люблю переезжать с места на место, — уклончиво ответил он. — Последнее время жил в Лондоне.
— Как это чудесно! — воскликнула она, надеясь, что ее голос звучит достаточно взволнованно. Элизабет терпеть не могла Лондон, считая его грязным, душным и скученным. — И вы были управляющим?
— Не-ет, — протянул он. — В Лондоне не так много больших поместий.
— О да, — пробормотала она. — Разумеется.
Склонив голову, он устремил на нее проницательный взгляд.
— А вы всегда жили здесь?
Элизабет кивнула:
— Всю жизнь. Не могу себе представить, чтобы я жила где-нибудь в другом месте. Нет ничего прекраснее английской деревни, когда все цветет. Просто невозможно… — Она осеклась. Ей не полагается говорить о себе.
Джеймс насторожился. Что она собиралась сказать?
Элизабет похлопала ресницами.
— Вряд ли вам интересно слушать обо мне.
— Совсем напротив, — сказал он, одарив ее пламенным взглядом. Женщины обожают такие взгляды.
Но, определенно, не эта женщина. Она дернула головой и кашлянула.
— Что-нибудь не так? — поинтересовался он.
Она затрясла головой с таким видом, словно проглотила паука. Затем — он мог поклясться, что видел это собственными глазами, — распрямила плечи, словно готовилась к какой-то крайне неприятной задаче, и произнесла не правдоподобно угодливым голосом:
— Я уверена, что вы вели куда более интересную жизнь, чем я, мистер Сидонс.
— Ну что вы, это совсем не так.
Элизабет прочистила горло, чуть не топнув ногой от досады. Не срабатывает. Предполагается, что джентльмены любят поговорить о себе, а этот только и знает, что задает вопросы. У Элизабет возникло престранное впечатление, что он ведет с ней какую-то игру.
— Мистер Сидонс, — сказала она, надеясь, что в ее голосе нет и намека на раздражение, — я с самого рождения живу в Суррее. Каким же образом моя жизнь может быть интереснее вашей?
Он протянул руку и коснулся ее подбородка.
— Мне почему-то кажется, мисс Хочкис, что вы могли бы совершенно меня очаровать, если бы пожелали.
Элизабет резко выдохнула, а затем вообще перестала дышать. Ни один мужчина не касался ее так. Наверное, у нее все задатки падшей женщины, если тепло его руки оказывает на нее такое завораживающее действие.
— Вы так не считаете? — прошептал он.
На какую-то долю секунды Элизабет качнулась к нему, но тут в ее голове зазвучал голос миссис Ситон, удивительным образом напомнивший ей Сьюзен.
Если ты внезапно прервешь разговор, — нашептывал голос Сьюзен, — он будет гадать, что же ты собиралась ему сказать.
И Элизабет, ни разу не испытавшая пьянящего блаженства от сознания, что некий мужчина увлечен ею, решительно выпрямилась и сказала с поразительной твердостью:
18 
