137 
— Не запрещено?
Бенджамин кивает.
— Если только секс не рассматривается в качестве гонорара.
Престон бесстрашно поворачивается к судье.
— Ваша честь, Род-Айленд не исключение, нам всем известно, что существуют этические нормы в юриспруденции. Насколько же низко должен пасть адвокат, чтобы завести интрижку с клиентом! Это просто переходит все нормы приличия, и об этом свидетельствует вещественное доказательство номер один. Миссис Моретти, безусловно, не может объективно представлять своего клиента в этом процессе.
Судья поворачивается к Анжеле.
— Я думаю, у вас есть что добавить?
— Я категорически отрицаю, что меня с клиенткой, чья супруга сидит у нас за спиной, связывают какие-либо любовные отношения. Папарацци мистера Престона стал свидетелем всего лишь невинных объятий, которые имели место во время моей встречи с клиенткой, когда она буквально обезумела, узнав о попытке Уэйда Престона извратить правосудие, подав ходатайство с просьбой назначить опекуна-представителя зиготам. И хотя я вполне понимаю желание мистера Престона принимать обычное человеческое сочувствие за нечто иное — поскольку это означает, что прежде всего он сам должен быть человеком, — он совершенно неверно истолковал ситуацию. В довершение ко всему возникает вопрос, Ваша честь: зачем он нанял человека фотографировать мою клиентку?
— Она находилась в общественном месте, на стоянке, у всех на виду, — возражает Престон.
— У вас на руке обручальное кольцо? — интересуется судья у Анжелы.
— Да.
— Вы замужем, миссис Моретти?
Адвокат прищуривается.
— Да.
— За мужчиной или за женщиной? — вмешивается Уэйд Престон.
Анжела поворачивается к нему.
— Протестую! Ваша честь, это переходит все границы приличия. Это порочащие предположения и клевета…
— Довольно! — кричит судья О’Нил. — Ходатайство отклонено. Я не стану применять санкции к сторонам, не стану штрафовать. Стороны, перестаньте тратить попусту мое время.
В ту же минуту, как судья покидает свою скамью, Анжела идет к столу истца и орет на Уэйда Престона, который по меньшей мере на полголовы выше ее:
— Клянусь, еще раз подобным образом запятнаешь мое имя, я мгновенно подам на тебя в суд и тебе всыплют по первое число!
— Пятнать ваше имя? А почему, миссис Моретти, вы считаете, что быть лесбиянкой оскорбительно? — спрашивает он. — Стыдно, стыдно! Ваша контора должна пожизненно отстранить вас от юридической практики.
Она тыкает пальцем в его костлявую грудь, и кажется, что сейчас Анжела будет метать громы и молнии, но неожиданно она отступает, подняв вверх руки, — словно признает, что неправа.
— Знаете что? Я собиралась сказать «Да пошел ты!», но потом решила подождать начала процесса, чтобы ты сам облажался.
Она разворачивается на каблуках и покидает зал суда. Ванесса смотрит на меня.
— Пойду прослежу, чтобы она не взорвала его машину, — говорит она и спешит за Анжелой.
В это время Уэйд Престон поворачивается к своей свите.
— Дело сделано, друзья мои. Когда бежит защита, нападения не будет.
Они с Беном Бенджамином уходят, продолжая переговариваться приглушенным шепотом. Они оставляют на столе кипу книг, которые появляются каждый раз вместе с Уэйдом Престоном… и Макса, который сидит, обхватив голову руками.
Я встаю, за мной встает и Макс. В зале еще секретарь, пара судебных приставов, но в это мгновение все исчезают, кажется, что только мы одни. Я замечаю седину в его щетине. Глаза по цвету похожи на синяки.
— Зои… За это… Прости. Мне очень жаль.
Я пытаюсь вспомнить, что сказал Макс, когда умер наш сын. Возможно, из-за успокоительных, возможно, потому что я была сама не своя, но я не могу вспомнить ни слова утешения. На самом деле я не могу вспомнить ни одного конкретного слова из тех, которые он мне говорил, говорил ли он вообще «Я люблю тебя». Как будто все разговоры из нашего прошлого ссохлись, превратившись в древнюю реликвию, которая рассыпается в прах, если подходишь слишком близко.
— Знаешь, Макс, — отвечаю я, — я очень в этом сомневаюсь.
На следующие два занятия музыкальной терапии Люси опять опаздывает, просиживает их, не обращая на меня внимания, и уходит. На третьем я решаю, что с меня довольно. Мы сегодня располагаемся в математическом классе, доска исписана символами, от которых у меня начинает кружиться голова и немного подташнивает. Когда Люси приходит, я, как обычно, интересуюсь, как прошел ее день, и, как обычно, она отвечает молчанием. Но на этот раз я беру гитару и играю композицию «Эйр сэпплай» «Все из-за любви».
137 
