Он видел ее, видел ее, видел ее… а слез все равно не было.
Это придет, — эти слова произнес спокойный внутренний голос. — Сейчас ты еще в состоянии шока.
Но ведь шок-то понемногу проходит, — ответил его мозг этому внутреннему голосу. — Он начал проходить уже тогда, когда Тео затеял со мной этот идиотский разговор там, наверху.
А как только шок пройдет совсем, ты почувствуешь себя иначе.
Я уже чувствую себя иначе.
Это горе, — возразил голос. — Это печаль.
Это не горе. Это не печаль. Это злость.
Ты почувствуешь и это тоже. Но от этого ты избавишься.
Я не хочу избавляться от этого.
16
Я тоже рад тебя видеть
Дэйв вел Майкла из школы, когда они, завернув за угол, увидели Шона Девайна и какого-то мужчину, прислонившимися к багажнику черного седана, припаркованного напротив входа в квартиру Бойлов. Номерной знак на черном седане обозначал его принадлежность к государственным службам, а антенна, торчащая над крышкой багажника, была настолько велика, что, наверное, могла бы обеспечить связь с Венерой. Дэйв одним взглядом, брошенным на спутника Шона с расстояния пятнадцати ярдов, определил, что он, как и Шон, коп. У него, как и у большинства полицейских, был типичный наклон подбородка: он выступал чуть вверх и чуть вперед, а также и типичная для полицейского поза: когда он отклонялся всем телом назад, опираясь на пятки, создавалось впечатление, что он вот-вот прыгнет вперед. Но даже, если абстрагироваться от всего, то мальчишеская прическа ежиком этого приятеля, которому около сорока пяти, да еще в сочетании с солнцезащитными очками в золотой оправе, какие носят пилоты, не оставляла никаких сомнений насчет его принадлежности к полиции.
Дэйв буквально вцепился в Майкла, почувствовав в груди такой холод, как будто кто-то взял нож, лежавший в ледяной воде, и приложил его лезвие плашмя к груди Дэйва. Он почти замер на месте, ступни его ног как будто приросли к тротуару, но что-то толкнуло его и он пошел вперед, надеясь, что его походка выглядит нормальной, плавной. Шон повернул голову; его глаза, поначалу веселые и пустые, вдруг сузились, как только встретились с глазами Дэйва.
Мужчины одновременно улыбнулись друг другу: Дэйв растянул лицо в улыбке во всю ширь, улыбка Шона тоже получилась довольно широкой. Дэйв удивился и озадачился, чем может быть вызвана радость, которой светилось сейчас лицо Шона.
— Дэйв Бойл, — произнес Шон, отходя от машины и протягивая руку, — как жизнь?
Дэйв пожал протянутую руку и снова слегка улыбнулся, когда Шон похлопал его по плечу.
— Время течет, как вода из крана, — сказал Дэйв. — Мы ведь лет шесть не виделись?
— Да. Что-то около этого. А ты хорошо выглядишь, приятель.
— А у тебя как дела, Шон? — спросил Дэйв и почувствовал, как какая-то тепловая волна распространяется по всему телу, а сознание подсказывает, что ему надо бежать.
Но почему? Ведь их, товарищей прежних дней, осталось уже так мало. И дело здесь не в традиционных жизненных причинах — тюрьма, наркотики, полиция — вмешавшихся в их судьбы. Многие обосновались в пригородах. Или даже в других штатах, поддавшись соблазну приспособиться к чему-то новому, образовав сообщество игроков в гольф, любителей прогулок, владельцев малых бизнесов, белокурых жен и телевизоров с большими экранами.
Нет, здесь остались немногие из них, а поэтому Дэйв чувствовал волнующие покалывания гордости и счастья, а также и какой-то странной печали, когда пожимал руку Шона и вспоминал тот день на платформе подземки, когда Джимми прыгнул вниз на рельсы; вспоминал он и те субботы, которые были для них днями, в которые все позволено и все возможно.
— Я в порядке, — ответил Шон, и его ответ прозвучал так, как он и хотел, хотя Дэйв уловил какую-то натянутость в его улыбке. — А это кто?
Шон склонился к Майклу.
— Это мой сын, — сказал Дэйв. — Майкл.
— Привет, Майкл. Рад тебя видеть.
— Привет.
— Меня зовут Шон, я старый-старый приятель твоего папы.
Дэйв заметил, что при звуках голоса Шона лицо Майкла просветлело. У Шона действительно был какой-то особый голос, как у одного из тех парней за кадром, чей голос делает весь фильм интересным, и Майкл просиял при его звуках, воспринимая, возможно, как сказку, что его отец и этот высокий, уверенный в себе незнакомец, будучи детьми, играли на одних и тех же улицах и мечты у них были такими же, как у самого Майкла и его друзей.
— Я тоже рад вас видеть, — произнес Майкл.