128

Цюрих. 25 октября 2004 года.

Результаты последнего медосмотра Светланы внушили дополнительную уверенность в послезавтрашнем дне. Но в клинике Светлану и Валю ожидали уже завтра с утра. На всякий случай, как сказал врач. Тот же врач провел своеобразное собеседование со мной и с Димой. Я пошел первым, а переводчицей у меня была Валя. Ее щеки накануне родов горели здоровым румянцем. Я не прекращал сравнивать ее со Светланой, точнее, их настроение, улыбки, самочувствие. И на щеки я обратил внимание потому, что лицо Светланы, наоборот, отличалось особой бледностью, появившейся уже здесь, в Цюрихе. Она и отдыхала больше, чем Валя, но печать усталости не сходила с ее лица, глаза не горели привычным огнем. Конечно, вынашивать одного ребенка легче, чем двойню, думал я. И этим объяснял себе всю разницу между самочувствием и состоянием двух сестер.

– Вы хотите присутствовать при родах? – спрашивал меня врач.

– Я не против, но жена не хочет.

Валя перевела.

– Тогда мы будем держать вас в курсе с того момента, как отойдут воды. Вы можете находиться в комнате отдыха, это рядом с палатой вашей жены. Как только процесс начнется, мы переведем ее в родильную, дальше по коридору. Мы вам будем регулярно все сообщать.

– А как они будут мне сообщать? – Я посмотрел в голубые глаза Вали. – Я же немецкого не знаю!

– Будут сообщать по-английски, – ответил врач.

Собеседование с Димой длилось намного дольше, чем со мной. Ему тоже переводила Валя, и я, ожидая за дверью кабинета врача, слышал иногда внезапные и короткие вспышки спора между Валей и Димой. Наконец они вышли. Дима был сердит.

Когда мы втроем вернулись в гостиницу, Светлана еще спала. К вечеру она проснулась, ожила и даже захотела есть.

Дима отправился к берегу озера. Он все еще был не в настроении. Ужинали мы втроем. За ужином Валя и рассказала о том, что врач категорически запретил Диме присутствовать при родах. Врач сослался на телефонный разговор с профессором-психиатром из Лейкербада. Дима тут же, в кабинете врача, твердо пообещал дать своему профессору в морду, как только они вернутся в альпийский городок.

– Да ладно, успокоится, – махнула рукой Валя. – У меня еще таблетки есть, которые профессор для него давал. Против раздражительности. Я уже бросала ему как-то в чай. Точно, помогают. Сразу ласковый и чуткий делается.

Я вдруг поймал себя на мысли, что совершенно не воспринимаю Валю как хотя бы даже слегка душевнобольную. Я помнил еще ее замершее, озадаченное выражение лица в саду Глуховского дома-интерната. Она была медлительна. Болезнь прочитывалась не только в ее мимике, но и в каждом жесте, каждом шаге. Теперь же за столом сидела совершенно здоровая, нормальная, красивая молодая женщина. Беременность еще больше оживила черты и краски ее лица. В отличие от Светланы – снова не удержался я от сравнения. А тот, с кем рядом она лечилась, кто стал ее мужем и отцом ее послезавтрашнего ребенка, мой брат-близнец, уже давно не похожий на меня, так и не вылечился, так и остался, как иногда говаривала мама, бедным шизофреником. Человеком непредсказуемого поведения, а значит, и непредсказуемой судьбы. Хотя все равно за последние месяцы, особенно с начала беременности Вали, он стал намного нормальнее. Я уже давно не слышал от него негромких, печальных монологов о бессмысленности и скуке жизни.

– Я уже собрала вещи, – похвасталась Валя, вылавливая ложкой креветки в супе с гордым названием «Аляска». – Хотя они сказали, что сразу после родов подарят «Набор новорожденного». Там несколько памперсов, детские кремы, масло для кожи и всякое такое! А тебе, наверно, сразу два набора подарят!

Светлана улыбнулась, но улыбка у нее получилась вымученной. Хотя аппетит был нормальный.

  111