Последние отзывы

  110  

– Ты же знаешь, я не люблю о нем говорить…

– А ты мне расскажи не о нем, а о его здоровье. У него с сердцем не было проблем?

– У каждого пьющего и делового мужчины есть проблемы с сердцем.

– Ну хорошо. – Я отпиваю вина и беру в руку тарталетку с икрой. – Но операции ему на сердце не делали?

– При мне нет, – отвечает она, но по лицу видно, что какие-то задние мысли ее смущают.

– А не при тебе?

– Но мы с ним только два года женаты были. А что ему делали до этого, я не знаю.

«Надо расслабиться, – думаю я. – И получать удовольствие от пикника в замечательной музейной обстановке. Ничего полезного от нее я не узнаю».

Поднимаюсь. Подхожу к маленькому полотну, на котором смешно одетые фламандские крестьяне пьют из кувшинов вино.

– Раньше жизнь была намного проще, – произношу я и оглядываюсь на Майю.

Она молчит.

– Знаешь, у меня из кабинета диван украли, – продолжаю я. – Мне кажется, это первый случай кражи мебели из кабинета президента.

Майя вдруг начинает смеяться. Спохватывается, прикрывает рот ладонью, но смех все равно прорывается наружу. Ее плечи дрожат, и декольте опять сползает вбок, приоткрывая темносиний бюстгальтер.

– Чего ты смеешься? – удивляюсь я. – Да, это цирк, но это очень печальный цирк, в котором я выступаю в роли клоуна-жертвы.

– Ты же знаешь, у нас везде воруют. Это старинная византийская традиция. Просто наконец мелкое воровство поднялось до самой верхушки, добралось до власти, которая всегда мелким воровством брезговала. Воровала только по-крупному.

– Тебе что, оппозиция платит? – произношу я мрачным тоном. – Кроме того, это не мелкое воровство, а вполне крупное! Диван килограммов сто весит, если не больше!

– А знаешь, сейчас собирают подписи за твой импичмент, – шепчет Майя, вдруг сделавшись серьезной, даже обеспокоенной.

– Откуда ты это взяла?

– В газете прочитала.

– Интересно. И кто же их собирает?

– И коммунисты, и объединенная правая оппозиция.

– Казимир, что ли?

– Да. Пишут, что он вот-вот возглавит оппозицию.

– Все, ни слова о политике! – Я смотрю на перепелиные яйца и думаю о Казимире. Думаю: вот бы его за перепелиные яйца подвесить где-нибудь. Пока не протухнет.

– Ты такой несчастный, – шепчет вдруг Майя, глядя на меня совершенно другими, влажными от сочувствия глазами.

– Ты только не плачь, – шутливо прошу ее я. – У нас сорок пять миллионов несчастных, и я у них – старший. Так что жалей лучше всю страну, а не отдельно взятых президентов.

На столе еще множество съедобных «миниатюр», но пикник уже явно выдохся. Говорить мне с Майей больше не хочется. Мы допиваем вино молча.

Она выходит первой. Ее отвезут на Десятинную, а я еще останусь тут ненадолго. Должен подойти Светлов. Надеюсь, ему будет что мне рассказать.

127

Киев. 12 января 1992 года.

– Ты опаздываешь, – говорит мне отец Василий, как только я спускаюсь в кафе-подвальчик «Квинта» на Большой Житомирской.

Мы действительно договорились на час дня, но на улице гололед, да и транспорт едва ходит.

Он заказывает мне пятьдесят граммов водки. Я усаживаюсь за столик, не снимая найденного недавно дома в шкафу старого овчинного кожуха. На улице минус пятнадцать. Жалко, мне не удалось найти ни рукавиц, ни перчаток.

– Так что за новости? – спрашиваю я батюшку.

– Сначала выпьем, – хмуро говорит он.

Я поднимаю стопку, чтобы чокнуться, но он отводит свою стопку в сторону. Как на поминках.

«Ага! – понимаю я. – Действительно, кто-то умер. Неужели старик?»

– Давид Исаакович нас покинул, – выпив водку, тихо говорит отец Василий. – Инсульт.

Я понимающе и скорбно киваю.

– Когда похороны? – спрашиваю.

– Это нам решать. У него никого, кроме нас с тобой, не было. Бывшей жене и дочери сообщать не стоит. Пока не стоит.

Он достает из кармана своей старенькой дубленки связку ключей и кладет на стол.

Потом долго и пристально смотрит мне в глаза.

– Знаешь, – наконец произносит он, – завтра его надо забрать из морга. Но я думаю, он не хотел бы похорон.

– А что бы он хотел? – интересуюсь я, пытаясь понять ход мыслей батюшки.

– Если ты мне поможешь, мы его порадуем…

– …? – Вопрос он прочитывает в моих глазах. Сформулировать его быстро и четко я не могу.

  110