104 
Возвращаясь назад, в дом родителей Петра, мы очень спешили. Небо, казалось, просыпается и вот-вот разродится новым дождем. Одинокие капли уже падали вниз, на землю.
Мы только-только успели забраться на крыльцо и остановиться йод козырьком перед дверью, как пошел дождь.
Это осень, думал я. Она теперь будет держать нас под домашним арестом. В чужом доме мы будем мысленно зачеркивать числа и дни недели. Я буду ждать телефонного звонка, после которого мы сможем перебраться под киевский домашний арест. Нет, в Киеве все будет проще. Во-первых, у меня дома есть зонтик. Мы купим еще один и будем гулять под дождем. А может, дождь к тому времени прекратится? Тогда можно будет слушать шелест золотой осени под ногами…
Старик снова включил телевизор. Сам он сидел с газетой в руках. А старушка Ольга Мыколаивна возилась на кухне. За окном бесконечный дождь создавал иллюзию вечера.
Когда же вечер наступил и мы поужинали, я спросил у старушки, могу ли я перебраться в комнату к Гуле, раз Галя уже уехала.
Ольга Мыколаивна строго посмотрела на меня.
– Вы вэнчани чы распысани? – спросила она, – Нет.
– Тоди як можна? Цэ ж нэ по-людськы. Що Гулин батько скажэ?
Я тяжело вздохнул, понимая, что продолжать этот разговор можно сколько угодно, но результат будет один.
– Нэ сумуй, – улыбнулась старушка. – Якщо ты Гулю любиш, и вона тэбэ любыть, то можэтэ и потэрпиты!
Когда я поделился грустной новостью с Гулей, она рассмеялась.
– Ты чего? – спросил я.
– Точно, как у нас.
– А что, у вас разве венчаются?
– Нет, сейчас расписываются… в ЗАГСе… Венчаться красивее. Я, когда в Алма-Ате училась, по телевизору видела…
Я понимал, что не смогу жить в одном доме с Гулей и расставаться с ней по ночам. Все мои ночи тогда превратятся в один сплошной кошмар. Я буду обнимать подушку, слушать дождь и ощущать холод одиночества, от которого не избавят и несколько пуховых одеял. Нет, я просто свихнусь!
«Что тебе мешает обвенчаться здесь, в Коломые? – спрашивал я себя. – Нет, ничего не мешает… Что для этого нужно? Церковь и обоюдное желание».
– Давай обвенчаемся, – предложил я Гуле.
Она не ответила. Только улыбнулась широко, прикрыв свои раскосые глаза.
Видимо, представила себе наше венчание. Потом подалась вперед, обняла меня.
«Ладно, – думал я вечером, ложась на диван в гостиной. – Еще одну ночь потерплю, а завтра с утра начну действовать».
Ночью, проснувшись от какого-то шума, я выглянул в окно и снова увидел на улице напротив дома машину, в которой кто-то сидел, только в этот раз у него в руках была не книга, а газета.
Проснулся когда часы показывали полседьмого. Встал, оделся и заглянул на кухню. Ольга Мыколаивна закручивала трехлитровку огурцов.
– О, ты вжэ встав! – обрадовалась она. – Доброго ранку!
– Доброго ранку! – ответил я. – Ольга Мыколаивна, мы бы хотели с Гулей обвенчаться… Тут, в Коломые.
– А чого ж ни! – Глаза у старушки загорелись. – У нас така гарна цэрква тут! Трэба тилькы зи свящэн-ныком поговорыты, цэ ж вин ришае! Можэмо разом питы… писля обида.
Словно добрый знак, после обеда на небе ненадолго появилось солнце. Мы втроем с Ольгой Мыколаивной отправились в дорогу. В воздухе все еще пахло дождем, и улица была мокрая. Мы шли вдоль частных домов, вдоль разноцветных заборов.
– Цэ тут рядом, нэдалэчко, – говорила старушка. – Отут щэ хвылын пъять…
Вскоре впереди над дорогой вырос синий купол. Дорога вместе с домами и огородами немного поднималась на холм, и мы поднимались по ней. Перед нами выросла небольшая кирпичная церквушка. На макушке синего купола золотом отливал крест.
Дорога останавливалась перед воротами, ведущими во двор церкви Двор был небольшой."Слева и справа от церковных ворот стояло по деревянной скамейке.
Слева виднелся колодец. К нему вела отдельная выложенная кирпичом дорожка.
Дальше, за колодцем, стоял одноэтажный дом, крытый красной черепицей.
– Туды, туды нам трэба! – показала на дом Ольга Мыколаивна. – Там наш батюшка Олэкса жывэ.
Батюшке было лет тридцать с лишним. Худощавый, с длинными волосами, стянутыми сзади резинкой, и высоким с залысинами лбом. Встретил он нас радушно.
Усадил на старую тахту в гостиной, сам присел на стул рядом и всем видом показал, что готов слушать.
– То друзи мого сына, – сказала ему старушка. – Обвинчаться хочуть…
– Хрэщэни? – спросил, глядя на меня, батюшка Олекса.
104 
