105 
– В детстве крестили, – ответил я. Он перевел взгляд на Гулю.
– А ты какой веры? – спросил по-русски.
– Никакой… – ответила она. – Казашка… Батюшка усмехнулся.
– Чай хотите? – спросил и, не дожидаясь ответа, ушел из комнаты.
– Вин добрый, його тут уси люблять, – сказала старушка.
Через минут десять мы вчетвером уже сидели за столом и пили чай. За окном снова светило солнце, и казалось, собиралось светить до вечера.
– Ей надо покреститься, – сказал, попивая чай, батюшка Олекса и кивнул на Гулю.
– Хорошо, – с готовностью сказала Гуля.
– Крестных надо выбрать, – продолжал батюшка. – Потом назначим день…
Услышав о крестных, я задумался. Выбрать крестных в городке, где мы и знаем только пару стариков? Хорошенькое дело!
Я бросил озабоченный взгляд на старушку. Она, словно догадавшись, о чем я думаю, успокаивающе кивнула мне.
Вечером за ужином Ольга Мыколаивна объявила, что хочет быть крестной Гули.
– А старый хай хресным батьком будэ – посмотрела она на Юрия Иваныча. – Своейи дочкы нэмае, так хай хоч хрэщэна будэ, щэ и така вродлыва, така красуня.
Я был рад, хотя происходящее означало, что я как бы становлюсь родственником Петра. Хотел ли я этого? И что скажет он, когда узнает? Эти вопросы я оставил без ответов. Я хотел Гулю. За всякое «хочу» надо платить, и плата, которую предстояло заплатить мне, была не самой высокой. Она была несколько необычной, эта плата. Азиатский калым сейчас показался бы мне более понятным. Но, как и результат путешествия, вопреки моим отчасти материальным ожиданиям оказавшийся чисто духовным, так и плата за возможность как можно скорее соединиться с любимой оказалась неисчисляемой в деньгах или ценностях.
Мне предстояло приобрести двух названных родственников и призвать Бога в свидетели чистоты своих помыслов. Думаю, что ради достижения этой цели я заплатил бы и больше.
– Гаразд, – произнес Юрий Иваныч, и я, отвлекшись от своих мыслей, посмотрел на него.
То ли он долго думал, то ли мысли проносились в моей голове со скоростью света, но я не сразу понял, что он хотел сказать.
– Добрэ, – повторил он. – Буду я хрэсным…
Глава 70
В эту ночь я спал некрепко, но все-таки спал.
Мне снилась верблюдица Хатема, которой я был. обязан жизнью. Снилась – словно виделась как бы со стороны – вся история моего спасения. Как меня вытаскивают с палаткой из-под песка. Дальше во сне хронология событий сбилась, и уже спасенный, но почему-то оставленный в пустыне, я шел один, босиком по горячему песку. Шел и увидел кусок выцветшего брезента, торчащий из невысокого барханчика. Потянул его на себя, потом опустился на колешь и, поработав руками, вытащил из-под песка ту самую палатку, в которой устраивался на ночлег предыдущей ночью. Снова нашел в ней старую газету и фотоаппарат «Смена». Дальше снилась жара, бесконечная жара, солнце, от которого некуда спрятаться, горячая футболка, которой я накрыл голову. Жара становилась невыносимой, и в конце концов я проснулся в поту.
Было темно. Я поднялся с дивана, подошел в серванту, на котором стоял будильник. Ступни ощутили холод деревянного пола. Четыре часа утра. Подошел к окну и снова увидел машину. В этот раз перед домом стояла «Волга» и внутри в тусклом свете внутренней лампочки сидело двое. У меня уже не было ни малейшего сомнения, что их присутствие как-то связано с нами. Только вот как связано?
Охраняют они нас? Или стерегут? Гуле я пока решил ничего не говорить, их регулярное присутствие в преддверии нашего венчания казалось сущей мелочью.
Через пару часов я встречал рассвет. Спустилась по лестнице Ольга Мыколаивна и сразу – на кухню. Начинавшееся утро обрастало шумами. На улице пели птицы, на кухне Ольга Мыколаивна шурудела посудой.
Мне не хотелось ее отвлекать, и я сидел на стуле у окна. Смотрел на листья, тронутые солнечным светом, но еще не тронутые осенью. Думал о Гуле.
На следующий день батюшка Олекса покрестил Гулю и повесил ей на шею золотой крестик с полустертым распятием, найденный мною в песке возле Новопетровского укрепления. Серебрянную цепочку подарила Гуле крестная – Ольга, Мыколаивна.
В церкви я купил и себе серебрянную цепочку с крестиком. Но когда вернулись домой, заменил крестик на золотой ключик, найденный на Мангышлаке. И повесил ключик себе на шею. «Буратино вряд ли был крещеным», – с улыбкой подумал я. С сожалением вспомнил об исчезнувшем куда-то хамелеончике. Если быть суеверным, то его исчезновение означало конец удачам.
105 
