118 
Это святой отец подбил тебя, мальчик. Ты бы прятаться не стал, я знаю. Ещё я знаю, что душа у тебя не как у обычного убийцы. За этот час я дважды прошёл под твоим прицелом, пройду и в третий раз. Может, покажешься?
Никакой ты не убийца, продолжал судья. И не наёмник. Изъян имеется в строении души твоей. Неужели ты думаешь, что мне не дано было этого понять? Один ты восставал. Один ты сохранил в душе немного милости к язычникам.
Поднявшийся имбецил возвёл руки к лицу, издал какой-то странный вопль и снова уселся.
Думаешь, я убил Брауна и Тоудвайна? Они живёхоньки, как ты и я. Живы-здоровы и пожинают плоды своего выбора. Понятно тебе? Спроси святого отца. Святой отец знает. Святой отец не лжёт.
Судья поднял зонтик и поправил кладь. Наверное, крикнул он, наверное, это место тебе снилось. Снилось, что ты умрёшь здесь. Потом они спустились с песчаной гряды — он и придурок на привязи, — ещё раз прошли через свалку костей, мерцающие и нереальные в волнах зноя, а потом и вовсе исчезли.
Они умерли бы, не наткнись на них индейцы. Всё начало ночи они держались Сириуса слева на юго-западном горизонте, пересекавшего пространство Кита, и вращавшихся над головой Ориона и Бетельгейзе. Потом заснули, свернувшись калачиком и дрожа во мраке равнин, а когда проснулись, оказалось, что небо переменилось и звёзд, по которым они шли, уже не найти, словно, пока они спали, сменилось несколько времён года. В красно-коричневых лучах рассвета они увидели на севере возвышенности полуобнажённых дикарей, которые сидели на корточках или стояли в ряд. Они встали и побрели дальше. Их вытянутые узкие тени поднимались на тоненьких и болтавшихся, как на шарнирах, ногах и передвигались как будто крадучись. Из-за красок рассвета горы на западе стали невидимыми. Туземцы двигались вдоль песчаного гребня. Через некоторое время бывший священник сел, малец встал над ним с револьвером в руке, а дикари спустились с дюн и стали приближаться по равнине, словно разрисованные эльфы, то и дело останавливаясь.
Это были индейцы-диегеньо. Вооружённые короткими луками, они собрались вокруг путников, опустились на колени и дали напиться из высушенной тыквы-горлянки. Таких странников и страдания пострашнее они встречали и раньше. Жизнь в этих краях была отчаянно трудная, они понимали, что вряд ли что-то, кроме беспощадного преследования, может довести людей до такого состояния. Каждый день они наблюдали, как что-то — войско, чума, мор или нечто невыразимое — собирается после жуткого зарождения в доме солнца и накапливается на краю восточного мира, и с поразительной невозмутимостью ожидали его появления.
Они привели беглецов в свой лагерь в Сан-Фелипе — скопление грубых хижин из тростника, где ютились грязные, нищенского вида создания, одетые в основном в полотняные рубахи проезжавших мимо золотоискателей. Кроме этих рубах на них больше ничего не было. Индейцы принесли горячее тушёное мясо ящериц и крохотных «карманных» мышей в глиняных мисках и что-то похожее на пиньоле из сушёных и растолчённых кузнечиков. Потом расселись вокруг и со всей серьёзностью смотрели, как эти двое едят.
Один протянул руку, дотронулся до рукоятки револьвера у мальца за поясом и тут же отдёрнул ладонь. Pistola, проговорил он по-испански.
Малец продолжал есть.
Дикари закивали.
Quiero mirar su pistola,[230] сказал тот же индеец.
Малец не ответил. Когда индеец потянулся за револьвером, он перехватил руку и отодвинул. Когда он отпустил руку, тот потянулся снова, и малец отпихнул её опять.
Индеец ухмыльнулся. И потянулся в третий раз. Малец поставил миску между ног, вытащил револьвер, взвёл его и приставил ствол ко лбу индейца.
Они сидели не двигаясь. Остальные смотрели. Через некоторое время малец опустил револьвер, опустил курок, заткнул револьвер за пояс, поднял миску и снова принялся есть. Указав на револьвер, индеец что-то сказал своим приятелям, те закивали, а потом уселись, как раньше.
Qué pasó con ustedes? [231]
Малец наблюдал за индейцем поверх края миски пустыми тёмными глазами.
Индеец обратил взгляд на бывшего священника.
Qué pasó con ustedes?
Бывший священник в чёрном, покрытом коркой шейном платке повернулся всем телом, чтобы посмотреть, кто к нему обратился. Взглянул на мальца. Тот ел, беря пищу пальцами, потом вытер их о грязную штанину.
Las Yumas, проговорил он.
118 
