23 
И только старый меняла умолк и более не произнес ни слова. Было еще кое-что, о чем говорить не хотелось, — Папа. Исаак уже много лет следил за монетными экспериментами Ватикана и чуял, что время «подведения баланса» подошло. И было похоже, что вслед за Арагоном последует удар и по всей денежной системе Европы.
«А значит, и по всему нашему ремеслу…»
Зная, что операция предстоит сложная, Амир опия не пожалел, и раненый подмастерье тут же переместился в мир грез. Вот только окружали его там вовсе не райские гурии.
— Олаф… — бормотал раненый, — Олаф умрет первым… и мастерская станет моей.
Амир с усилием перевернул парня на бок и достал из ящика с хирургическими инструментами тонкий серебряный щуп. Аккуратно ввел его в рану в районе почек и начал выяснять, куда она в точности ведет.
— Потом Совет цеха… я этих старых дураков… к черту, — сквозь зубы цедил подмастерье.
— Молчал бы… герой, — вздохнул Амир.
Выходило так, что если желудок поражен со спины, то резать придется от позвоночника через весь бок. Таких разрезов у них в университетском госпитале не делал никто.
— Да, я герой, — неожиданно отозвался на его комментарий грезящий наркотическими видениями подмастерье, — я поражу сарацина в самое сердце…
Амир поморщился, протер место будущего разреза целебным отваром сосновых почек и достал скальпель.
— Амира аль-Мехмеда в первую очередь… — хихикнул подмастерье, — слишком уж много о себе думает… этот школяр.
— Заткнись, недоумок! — в сердцах рявкнул Амир. — Тут вся твоя судьба решается… молился бы лучше.
Подмастерье обиженно засопел, но все-таки заткнулся, и Амир, изо всех сил пытаясь поверить, что все получится, сделал первый надрез.
Когда Бруно обыскал все места, где мог укрыться Олаф, он двинулся прямо в храм, постучал в двери, а когда на стук вышел здоровенный доминиканец, просто предложил обмен.
— Я отремонтирую храмовые куранты, если вы отпустите Олафа Гугенота.
— Ты хочешь поторговаться с Трибуналом Святой Инквизиции? — удивился монах.
Бруно уверенно кивнул, и монах глянул в небо.
— Знаешь, парень, я был и в Неаполе, и на Майорке… и знаешь что?..
— Что?
Монах опустил на него тяжелый, все на свете видавший взгляд.
— Трибунал не отпустил ни одного.
Бруно шел по отсвечивающим лунным светом булыжникам и жадно вдыхал запах прогревшегося за день камня, высохшего ослиного навоза и железной окалины.
«Трибунал не отпустил ни одного…» — вертелись в голове последние слова доминиканца.
Бруно был просто поражен невежеством и безответственностью нагрянувших в город гостей. Не построившие в своей жизни ни одних курантов, они, похоже, искренне считали, что имеют право вмешиваться в столь сложный механизм, как Его Город.
Подмастерье сокрушенно покачал головой. Здешние мастера почти никогда не доводили число шестерен в башенных часах более чем до восьми. Только Олаф превзошел всех и построил храмовые куранты с двенадцатью шестернями! И даже сам Бруно в самых смелых своих чертежах никогда не планировал более шестнадцати шестерен. А город был не в пример сложнее.
Эта сверхсложная конструкция была потрясающе чувствительна ко всякому вмешательству — хоть со стороны монашки Филлипины, хоть со стороны купца Иньиго. А теперь несколько незнакомых даже с основами механики монахов нагло выдернули из сердцевины города одну из самых важных его деталей — ведущего часовщика цеха. Хуже того, они определенно пытались подменить собой столь важный и сложный механизм города, как правосудие!
Вот только Бруно вовсе не собирался им в этом потакать.
Томазо Хирон отбыл в Сарагосу, как только Олаф был снова арестован, а с падре Ансельмо официально сняли все обвинения. Меняя лошадей в монастырях Ордена, он менее чем за сутки добрался до столицы и увидел все, чего ожидал. Ни занявшего престол Арагона всего-то с год назад юного Бурбона, ни его матушки в столице не было. Их Высочества 12 весьма своевременно выехали «погостить» к Изабелле Кастильской. Зато по улицам маршировали арагонские ополченцы, время от времени проезжали неплохо снаряженные конные отряды грандов, но главное, ни один меняла, ни один лавочник и ни один мастеровой не принимал облегченную королевскую монету по указанному на ней номиналу, и цены мгновенно подскочили.
«Началось…»
Этого следовало ожидать, и это однозначно вело к обширной гражданской войне — по всему Арагону. Он заехал в секретариат за очередным назначением и увидел, что и здесь неспокойно. По коридорам сновали вооруженные братья, и все были сосредоточенны и деловиты.
23 
