I

Игра заключалась в том, чтобы оставаться на помосте как можно больше времени.

Каждая из команд гладиаторов могла рассчитывать на привилегии, если их бойцы остались на арене и после зверей и после потоков греческого огня.

Стратегией войны никогда не была сама драка. В нужный момент следует быть твёрдым, как скала, в нужный момент — быстро бежать, далее — демонстрировать чудеса ловкости и храбрости, а потом отлёживаться, притворятся мёртвым или просить пощады — правильно просить, всем видом обещая зрителям зрелище. Авансом. Чудеса изворотливости и решительности. Да и вообще, даже колебания зрителей достаточно, чтобы решить свои проблемы. Сломать кому надо колено, кому-то череп. И не бежать одному, но — со всеми, и — впереди всех.

И всегда на помосте есть такой увалень, который остаётся вопреки всему — всегда израненный обожжённый и исцарапанный, уже не в своём уме — он остаётся на помосте просто, потому что остаётся на нём. Никакой стратегии в этом нет, никакого смысла. Он не испытывает ненависти к чёрным уязвлённым теням, что мечутся с криками в дыму вокруг него — он знает как ранимы и вечно голодны его собратья, этот странный гладиатор вызывает смущение у зрителей и публика всегда вздыхает с облегчением, когда под потоками огня он, наконец, падает и затем, оказывается на носилках.

Никому не приходит в голову, что он превосходный воин, — он не герой, более харизматичные фигуры внушают помосту ужас и трепет, одним появлением, короли арены, освящённые чередой убийств и неизменным выживанием.

Последний же дурак, который остаётся на помосте, похож на какую-то птицу бедствий, живущую в бурях и рождённую для бурь.

Возможно, в другую эпоху он стал бы великим героем, возможно, его несгибаемая глупость стала бы верой и твёрдостью вдохновляющей людей, кто знает. Всё возможно на этом свете. Но нынешние герои имеют каменные лица и богатый арсенал быстрой способности к предательству. Нарушать правила там, где, кажется, нет правил — вот искусство войны.

Формально герой этой истории делал именно то, чего требовала игра — оставался на помосте дольше всех. В реальности его мотивы были глубоко личными, он словно выполнял какое-то своё призвание, выполнял всем существом — и мог в безнадёжной ситуации вытаскивать раненых, которые умирали у него на руках, защищать слабых, которые записаны судьбой в жертвы, или проявлять человечность более простым способом — оставаясь на помосте вопреки здравому смыслу.

Он очень мало был похож на героя, и причинял вреда своей команде больше чем пользы. Его терпели, так как каждый раз казалось: ну вот после этого он точно не выживет и не очнётся. Ну, сегодня точно выпадет не его счастливая семёрка, но раз за разом выпадало что-то жалостливое, непонятное, полу-обожжённое.

Его сваливали ко мне, под помост. Никому не хотелось отомстить чудаку, всё-таки его «подвиг» номинально приносил команде какую-то утешительную жратву. Ко всему прочему его выступления были редки из-за ужасных ран, он неделями отлёживался на моих коленях, под помостом и много раз кровь уже лилась снова, а он всё ещё бредил.

  152