Обманутые перестроечными реформами, финансовыми пирамидами, мошенническими фирмами. Властилинами и Мавродями. Ограбленные дефолтами, кризисами, рекламой, депутатами, президентами, «народными ай-пи-о». Обворованные системой, обещавшей им благополучие в обмен на труд. Где ваше благополучие? А где твой труд? Меня обманули, я обманул, так и живу. Ничего нет, только земля осталась, розовая клеверная родина, шагаю по ней, в одной руке ржавый серп, в другой — бумажка с печатью, прочее украли. Иногда очнусь, посмотрю вокруг — и разрыдаюсь, как мудак.
Октябрь девяносто третьего кончился тем, что брат снова приехал. Сказал: бланки акций надо вернуть. Люди заберут их обратно, а взамен дадут живые деньги.
Я кивнул. И навсегда оставил мошеннические идеи.
Потом пошел, оформил кредит, отдал часть старого долга. Потом отыскал мощного барыгу, взял у него ссуду, вернул кредит и вторую часть старого долга. Потом устроился к барыге отрабатывать ссуду, отрабатывал два с половиной года, но отработал. Барыга был доволен. Впоследствии оказалось, что сам он тоже нехилый мошенник, но уже было поздно.
А когда я сидел в Лефортово, хозяйка фирмы «Властилина» занимала камеру напротив моей. Высокая полная женщина. Даже, пожалуй, привлекательная. Нас выводили на прогулку в соседние дворики, и я слышал, как создательница пирамиды громко поет густым контральто все время одну и ту же песню: «Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую!» Слуха, правда, не было у нее совсем.
С тех пор не люблю барыг и создателей финансовых пирамид, не верю красивым бумагам с водяными знаками, ни одному документу не верю. А круглых печатей держу в укромном месте целое ведро. Пригодятся.
Приехал; сели на кухне. Я рассказал.
— Жаль, — сказала мама. — Уж больно место хорошее.
— Найдем другое, — сказал отец.
— Ты там не был, — страстно возразила мама. — Там — как в сказке! Райские луга! Аж воздух звенит.
И не удержалась — стала листать привезенный мною журнал.
Отец принял хмурый вид.
— То-то и оно, что луга. Кто ж тебе строить разрешит, если земля — пахотная?
— Сейчас и не такое разрешают, — сказала мама, переворачивая страницы. — Ах, погляди, какой домик! Игрушка!
Папа нацепил очки, посмотрел.
— Это не домик, а мудовое рыдание. Крыша не продумана. Куда весной снег падать будет? Прямо на главную дорогу? И окна больно огромные, в морозы не протопишь… А ставни где у них? Вообще нету, не предусмотрены. Кто хочешь залезет, сопрет имущество. На, забери свой журнал.
— Ну вот, — сказала мама. — Обосрал мечту.
— Успокойся, — ответил папа. — Сделаем мы тебе мечту. В лучшем виде.
— А я и не сомневаюсь. Но все равно — жалко… — мама посмотрела на меня. — Неужели там все так подозрительно?
— Не то слово, — сказал я. — Три сопливых девочки и кудрявый мальчик. Хоть бы одного взрослого за стол посадили, для солидности…
— А тебе-то, — мать улыбнулась, — сколько лет было, когда ты в бизнес полез?
— Двадцать два.
— Вот.
— Мама, это афера. Все продумано и организовано. И при этом у них нет ни единой бумажки на право владения землей.
— Эх! — мать засмеялась. — Слушай: подруга моя, Валентина Сергевна, шестой год дом строит. И до сих пор не имеет документа на право владения. Только справка мятая, на половине тетрадного листа. А вложены большие тыщи. Так что ты, друг, не спеши судить людей. Может, они честные.
— Он прав, — сказал отец. — Нет нынче честных. Вымерли.
Мама отложила журнал, вздохнула. Подвела итог:
— Платить не будем. Но и подозревать людей тоже нехорошо.
Отец потащил журнал из-под ее локтя.
— А если, — мама посмотрела на старшего мужчину, потом на младшего, — через два года на этом поле будут стоять дома? Я себе этого не прощу. Локти кусать буду.
— Не будешь, — спокойно возразил отец. — Не умеешь. Когда ты в последний раз локти кусала?
— Никогда не кусала.
— Вот. Если что, меня попросишь — я лично укушу. В самую мякоть.
— Чем ты укусишь, у тебя и зубов-то нет.
— Можно подумать, у тебя есть.
— Слушайте, — сказал я. — Может, вам сначала зубы вставить, а потом землю покупать?
— Вставим, — ответила мать. — За нас не волнуйся. И зубы вставим, и дом построим. Шутим мы так, не видишь, что ли? А журналов таких мне еще привези. Картинки красивые — страсть.
С тех пор прошло пять лет. Мать с отцом построили и обжили двухэтажный деревянный дом. С камином и горячей водой. Правда, не на поле — в сосновом лесу. Если заночевать в этом доме в конце апреля, а на рассвете выйти на крыльцо — от птичьего гомона можно оглохнуть.