— Не надо так, — мягко возразила товарищ лейтенант. — Он хороший парень. Он все понял.
— Поймет, когда я объясню. На выход, — велел я отпрыску.
Шли по коридору — он впереди, — я смотрел на узкую черную спину, кусал губы.
Вот оно и случилось. Первый привод в милицию. Первая бутылка пива. Первый заработанный рубль. Первая женщина. Первая серьезная драка.
Первый разговор с иностранцем на его языке. Первый выстрел из автомата. Первая автомобильная авария. Первое стихотворение, за которое не стыдно. Первая сбывшаяся мечта. Первый настоящий враг. Первые долги. Первая съемная квартира. Первые две полоски теста на беременность.
— Дурак, — сказал я ему, когда вышли за дверь.
Сын мгновенно вскинулся, сверкнул глазами.
— Я не виноват! Он за колонной стоял. Я его не видел.
— Кто?
— Мент.
— Бог с ним, с ментом, — сказал я. — Билет надо покупать, понял?
— Понял. Пойду я, ладно?
— Допоздна не броди.
Он кивнул, уже повернувшись спиной, и зашагал прочь.
Наверху шел дождь со снегом, но воротник бушлата высок и тверд, поднял — и ни одна капля не попадет на шею.
«В пятнадцать лет, — закуривая, подумал папаша, — я на метро не ездил. Его в моем городе не было. Ездить начал в семнадцать, когда поступил в университет. Тогда проход в метро стоил пятак — то была самая крупная, увесистая металлическая деньга, она запускалась в щель и катилась по железным кишкам механизма с гулкими щелчками, со звоном. Проходить следовало быстро, удерживая ладонями готовые сомкнуться резиновые клешни. Пирог с повидлом в заводской столовой обходился в пятнадцать копеек. Если разобраться, я тогда был здоровый лоб, половозрелый студент, плотник-бетонщик, — и тем не менее думал о пирожках! Если бы не думал — не вспомнил бы теперь, спустя два десятилетия. А суровому металлисту — пятнадцать, его пирожки слаще…»
Позвонил жене, сказал, что обошлось.
— Эх вы, — сказала жена. — Яблоко от яблони.
— С парнем все ясно, — сказал я. — Вырастили. Пора второго делать.
— Еще чего, — ответила жена. — Иди домой.
Обыкновенный гений
Он посмотрел на меня злыми темными глазами (позже, когда я вырос, они уже не казались злыми) и достал из сумки ярко раскрашенную картонную коробку. Из нее — пластмассовое чудище вроде паука, на крепких лапах, размером с заварочный чайник. В коробке еще погромыхивал ключ.
Старший брат — он сидел на табурете посреди кухни, я стоял напротив, обмирая от нетерпения, — с небрежной торжественностью взвел ключом пружину в брюхе паука и поставил игрушку на пол.
Это был, разумеется, не паук, а космическое транспортное средство, как бы луноход. Возможно, на коробке значилось именно «луноход», но будем точными: настоящий луноход передвигался на восьми колесах и был беспилотным, а в моем, пластмассовом, сидели два космонавта, защищенные прозрачным полусферическим колпаком. Прозрачные колпаки меня возбуждали до крайней степени; деревенский мальчишка, я видел вокруг только прямые, хрупкие стекла — и в отцовском автомобиле, и в окнах дома, и в тракторах, проезжавших мимо окон по пыльной дороге; круглый прозрачный колпак в любом случае манифестировал принадлежность к фантастическому миру далекого будущего, в которое я, семилетний, двигался прямым ходом.
Штука была в том, что бабка, стоявшая в углу кухни, не попадала в мир будущего. И мать с отцом тоже не попадали. И даже старший брат, высокий, с прямыми длинными волосами, не попадал. А мне следовало только подождать, достигнуть взрослого состояния, чтобы гарантированно оказаться среди прозрачных колпаков, планетолетов, скафандров, астероидов и протуберанцев. Я молча носил в себе этот обнадеживающий секрет.
Луноход солидно зажужжал и зашагал по полу, ловко перебирая суставчатыми ногами. Из щелей меж досок масляно отсвечивала жирная грязь, кухня есть кухня, мать и бабка проводили здесь по полдня в день, рубили капусту, разделывали кур, варили варенье, грязь нельзя было победить, но космическая посудина шагала, разумеется, не по деревяшкам, крашенным коричневой краской, а по пыльным тропинкам далеких планет.
От восторга у меня потемнело в глазах, и дальнейших событий я не помню. Скорее всего, схватил подарок и убежал на улицу — посмотреть, как диковинный аппарат будет подминать под себя одуванчики. Судьба игрушки тоже стерлась из памяти. Думаю, в итоге я ее, как выражался отец, «раскурочил», то есть — вскрыл кабину, дабы извлечь фигурки космонавтов и усложнить игру. Допустим, члены экипажа выходят на поверхность и собирают образцы породы, а из ранее незамеченной пещеры выпрыгивает инопланетная тварь, абсолютно неуязвимая для пуль, выпущенных из атомных револьверов…