очень нудно 
39 
— Я не все поняла. А вот ты, я заметила, смотрел не отрываясь. Любишь театр?
— Очень, — честно ответил Знаев. — Могу сказать, почему.
— Скажи.
— Это самое хрупкое из искусств. Оно не способно противостоять времени. Писатель может сочинить книгу, которую люди будут читать на протяжении столетий. Художник может написать картину — она останется в веках. А спектакль играется только один раз. Я смотрю на действия актера — и понимаю, что он больше никогда не сыграет именно так, как теперь, в конкретную минуту. Завтра тот же актер произнесет те же реплики, в тех же декорациях — но это будет уже совсем другое представление. Я смотрел «Лысую певицу» восемь раз — и я видел восемь разных вариантов. Один актер сегодня блеснул, другой был не в лучшей форме, третий решил сымпровизировать, четвертый с похмелья путал текст… Я прихожу сюда тренировать внимание. Учиться ценить ускользающее мгновение… Извини, что выражаюсь высокопарно…
— Ничего страшного.
Знаева захлестнуло благодарностью. Он открыл дверь автомобиля и сделал приглашающий жест.
Усевшись, девушка почему-то сделалась печальна.
— Кстати, — сказал банкир, — тот парень, который играл Брандмайора, вчера прошел кастинг, получил хорошую роль в крупном сериале… Через год он станет звездой. Видела, как блестели его глаза?
— Ты с ним знаком?
— Я тут со всеми знаком. Постановка делалась на мои деньги.
— Значит, ты тут спонсор?
— Нет, — вежливо возразил Знаев. — Я не спонсор. Просто дал ребятам денег. Чтоб поддержать… Не надо так на меня смотреть.
— А как я смотрю?
— Ты смотришь с изумлением. Так, словно считала меня жлобом и жадиной, а потом вдруг выяснила, что жлоб и жадина бескорыстно помогает нищим актерам.
Рыжая помедлила и тихо сказала:
— Ты не выглядишь жлобом и жадиной.
— Благодарю, — холодно ответил банкир.
Она сделала некое слабо выраженное движение в его сторону. Впрочем, не завершившееся ничем.
— Ты обиделся?
— Нет.
— Почему ты заговорил про жлобов?
— Я их не люблю.
— Я тоже. Если бы ты был жлобом, я бы не стала с тобой… — Девушка помедлила, отыскивая слово, и подобрала нейтральное, почти подростковое: — Общаться.
— Знаю, — сказал Знаев. — Именно это мне в тебе и нравится. Ты не уважаешь жлобов. И сама не такая. Лишена демонстративного эгоизма…
— Только это?
Ага, — азартно подумал банкир, — появились игривые нотки. Похоже, лед начинает таять. А я уже было решил, что меня ждет фиаско…
Он не любил неприступных женщин.
— Мне, — спокойно ответил он, — многое в тебе нравится, Алиса. В данную минуту мне кажется, что ты состоишь из одних положительных качеств.
— Почему именно в данную минуту?
— Потому что сейчас я переживаю самую лучшую стадию влюбленности. Первую. Я, Алиса, вижу тебя исключительно в розовом цвете.
Внимательно выслушав, рыжая улыбнулась, потом проделала легкий вздох — хотела что-то ответить, но ничего не сказала.
— Говори, что хотела сказать, — не сводя с нее взгляда, немедленно попросил Знаев.
— Нет. Я промолчу.
— Ну и зря. На твоем месте я бы воспользовался моментом и все выяснил. Спросил бы: скажи, дядя, прямо, чего ты добиваешься?
— Я уже спрашивала. Вчера.
— Это было вчера.
— А что с тех пор изменилось?
Банкир развел руками:
— Мои чувства стали глубже.
Ее усмешка была сразу и грустная, и озорная.
— Ладно, я спрошу еще раз. Чего ты добиваешься?
— Тебя. Я хочу твоей любви.
— Много хочешь.
Прозвучало резко, однако Знаев чувствовал, что движется в верном направлении. Коварный, он решил сменить тему:
— Куда поедем?
— Ты езжай, куда тебе нужно. А мне пора домой.
— Ладно. Поедем домой.
— Нет, — печально сказала рыжая. — Я как-нибудь сама. Извини.
— Ничего страшного, — вежливо отреагировал банкир. — Я все понимаю. Я примерно представляю, что ты думаешь. «Чувак решил, что я легкая добыча… Сводил в ресторан, потом в театр, прокатил на хорошей тачке, подарил цветочки, теперь считает себя вправе придвинуться поближе…» Угадал?
— В общем, да.
— Ну так не стану я тогда, Алиса, поближе придвигаться. Ты боишься меня и мне не веришь. Не потому что я дал тебе повод мне не верить, а потому что — привыкла. Не верить мужчинам… Теперь слушай. — Знаев вздохнул и зачем-то понизил голос: — Я… человек особенный. Я таким родился и, даст бог, таким же помру. Я хорошо воспитан и женщин не обманываю. Сексом и связанными с ним приключениями я давно наелся. Вот так, — он провел пальцем по горлу. — Теперь хочу отношений. Нормальных. Не любовных — человеческих. Точнее, сначала человеческих, а только потом — любовных, и то если получится… У нас с тобой, я уверен, получится. Потому что ты тоже особенная. Неиспорченная. Нет в тебе гнилой сердцевины, и это сразу заметно. Однако самое смешное то, что ты нравишься мне не поэтому…
39 
