очень нудно 
71 
— Как удалось узнать? Кто помог тебе? — спросил он.
Наганори вздохнул.
— Тебе скажу. Потому что…
Он запнулся, но закончил твердо:
— Потому что теперь это не будет иметь значения. Для меня… А ты — человек чести.
Сумитомо внимательно слушал.
— Дело в в том, — Наганори поморщился, — у меня есть брат. Позор семьи. Он ниндзюцу из школы Кога. Эта школа конкурирует со школой Игу. Они постоянно шпионят друг за другом. Я вынужден был обратиться за помощью к брату, с которым не разговариваю пять лет. Он помог, запросив услугу. Пришлось исполнить… Нетерплю ниндзюцу! А мой брат…
— Чем же плохи ниндзюцу? — удивился Сумитомо.
— Плохи? — Наганори грустно качнул головой. — О чем думает самурай во время мира, во время войны?
— О смерти, — не задумываясь, ответил Сумитомо. — О том, как именно он умрет. Не будет ли бесчестья в смерти. Еще о верности сюзерену. О сыновнем долге.
— Да, — согласился Наганори. — Это так. А вот ниндзюцу думает о том, как выжить. Любым способом. Главное, выполнить задачу. Донести информацию до хозяина. Никаких долгов. Ни перед кем. Что сюзерен? Что сыновья преданность?
— Не нравится мне такой образ мыслей? — нахмурился Сумитомо.
— Мне тоже. Потому потерял брата. Но… пора.
Наганори грустно взглянул на Сумитомо и, подводя черту, сказал:
— Мой долг перед тобой, друг, почти исполнен. Хотя тебе обязан больше чем жизнью, честью. Невозвратный долг! Но я плачу… Прощай! Не увидимся больше. За меня отомстят. Их будет сорок семь. А я… Мне тридцать пять. Я пожил на свете. Никто не может сказать, что Асано такуми-но ками Наганори не исполнил гири, священный долг! Я глава клана. У меня тоже гири перед вассалами, но… тебе лишь скажу: они решили разделить священный долг со мной. Их право.
— И я буду мстить за тебя! — воскликнул Сумитомо, снова хватаясь за меч. — Я ронин. Хорошего рода. Могу послужить клану Ако, твоему славному клану.
— Не стоит, Сумитомо, — улыбаясь горячности младшего друга, возразил Наганори. — Полезнее мстить на разных дорогах. К тому ж, ты в опале. А Ёритору во дворце. Не забыл?
Время близилось к девяти часам. Утро четырнадцатого дня третьего месяца четырнадцатого года эры Генроку выдалось солнечным.
Наганори повернулся и быстро пошел к замку. Последний раз смотрел Сумитомо ему вслед. Понимал, что ждет друга. Но никто не знал, не мог знать как причудливо распорядится жизнь. Как странно сыграет судьба!
Глава 30
“Бентли” контрастировал с местностью, на мой взгляд, не хуже летающей тарелки.
— Сидите здесь, — приказала я, когда автомобиль достиг окраины.
Сергей и Харакири остались в машине, а я пошла на разведку.
Двор был действительно без ворот. На полянке, потрясающе загаженной курами, копошилась старушка — что-то месила в огромной алюминиевой миске. Возраст старушки навевал мысли о том, что загулялась она на этом свете очень и очень.
— Здравствуйте, бабушка, — с максимальным дружелюбием поприветствовала.
— Так здравствуй и ты, — отозвалась она дребезжащим голосом, не поднимая лица от миски.
“Далила права, — подумала я, — эта бабка совсем не наследница. Она сама в наследодатели метит. Получит девчонка свою квартиру в Москве, и дом этот без плетня, без ворот впридачу. Как пить дать получит. Очень скоро.”
И тут старушка от миски своей разогнулась и, упираясь руками в поясницу, продребезжала:
— Ну ладно, здеся я порядок навела, пора и до другой хаты.
И засеменила так бойко, что я еле за ней поспевала.
— Померла вся родня, — пожаловалась она, — а мне все хозяйство осталося. Бросить жалко, так по деревне с утра до вечера брожу: где плетень подправлю, где под ступеньку каменюку подложу. Эхе-хе, грехи наши тяжкие.
С этим вздохом она завернула в соседний двор, тоже не имевший ворот и забора.
И вот тут-то моему взгляду открылось широкое деревянное крыльцо, предваряющее бревенчатую, покосившуюся избу. На крыльце стояла инвалидная коляска, в которой мирно дремал… парализованный.
“Бог мой! — подумала я. — Что за напасть обрушилась на этот род? Сплошь одни парализованные! Просто эпидемия какая-то!”
— Да у вас что, всех разом парализовало? — сорвалось с моего языка.
— К счастью, одного Федота, — бодро откликнулась старушка, внимательно разглядывая меня подслеповатыми, выцветшими до белизны глазками.
Я опешила:
— Что? Федота? Когда ж его, болезного, успели сюда перевезти?
71 
