очень нудно 
49 
В полуметре от себя она увидела затылок Ильи Петровича, обросший такими же густыми темно-русыми волосами, как и затылок Андрюши. В первое мгновение ее захлестнула волна выдуманной ею же самой радости. В следующее она уже сидела в кровати, поджав ноги к подбородку.
— Как вы смеете! Какая…
Галина задохнулась в бессилии гнева.
— Я хотел получше укрыть твои красивые ножки, — сказал Илья Петрович ничуть не смущенно. — От окна дует.
— Врете! Вы хотели… Как это мерзко!
Он подмигнул ей лукаво.
— Тише. Тебе приснилось. Я сидел и читал тебе вслух «Молитву» Лермонтова.
— Ах ты старый сукин сын! Да я тебе сейчас такую молитву прочитаю!
Она размахнулась и с силой ударила Илью Петровича по щеке. Он схватил ее руку и прижал к губам.
— Деточка моя, мы в доме одни, если не считать лентяя Васьки, дюжины мышей в подполе и нескольких десятков тараканов на кухне. Разумеется, мне бы не хотелось, чтобы у тебя создалось обо мне впечатление как о грубом насильнике — как-никак я человек ученый, интеллигентный, обожаемый своими студентками, среди которых попадаются еще более крутые попки, чем твоя. К тому же, в отличие от собственного сына, я веду здоровый образ жизни и не злоупотребляю бабами и алкоголем. Думаю, нам с тобой полезно было бы перепихнуться разик-другой, а там видно будет. Ты тем самым убьешь сразу двух зайцев: отомстишь Эвелине Владимировне, которая, как ты знаешь, тебя ненавидит и желает тебе всего, чего угодно, кроме здоровья и счастья, а также наставишь симпатичные маленькие рожки моему непутевому сынуле. Куда же ты? На улице минус двадцать.
Галина не помнила, как очутилась на снегу в тапочках и ночной рубашке.
Угольцев не поверил, когда Мария Лукьяновна сказала что ее младшая дочка переехала жить к отцу, но, разумеется, не подал вида. Всю эту неделю он жил предвкушением встречи с Мусей и, узнав, что она куда-то исчезла, страшно расстроился и даже впал в подобие транса. Он ходил по пустым, все еще сохраняющим ауру чужой жизни комнатам отныне принадлежащего ему дома и думал о том, что, если Муся на самом деле уехала из города, он совершил величайшую глупость, угрохав почти все свои сбережения на эту бессмысленную покупку. Дом казался ему неуютным. Он знал, что ему никогда не захочется здесь жить.
Угольцев сидел на застланной стареньким стеганым одеялом тахте в бывшей Мусиной комнате и смотрел в окно, разумеется, ничего не видя, когда вдруг услышал в коридоре легкие шаги. Он встал, распахнул настежь дверь.
— Извините. Я пришла за китайской розой. Вы наверняка не будете ее поливать, а это был любимый цветок моей бабушки.
Нина избегала смотреть на Угольцева. Она поразительно изменилась за то время, что они не виделись.
— Здравствуйте. — Угольцев пожал ее холодную, безжизненную руку. — Я думал, вас уже нет в городе.
— Я оформляю документы, — сказала она и, как ему показалось, виновато опустила глаза.
— Может, выпьем кофе? — неожиданно предложил Угольцев. — Ваша мама оставила кучу кухонной утвари. Кофе и сахар у меня есть.
— Я спешу. Спасибо.
— Вы на машине? Если я не ошибаюсь, это не цветок, а целое дерево.
— Да. Но тут рядом трамвайная остановка. Мне… помогут.
— Я подвезу вас на машине.
— Я… — Она явно колебалась. — Там плохая дорога.
— Ну, для моего вездехода это не проблема. Где цветок?
Они аккуратно положили розу на заднее сиденье «Нивы» — в этот раз Угольцев приехал на собственной машине. Нина сидела рядом с ним с непроницаемо-мрачным лицом и открывала рот лишь для того, чтобы сказать, куда ехать.
— Что случилось? — наконец не выдержал Угольцев.
— Умерла моя бабушка.
— Мои самые искренние соболезнования. Ваша сестра очень переживает?
— Она пока ничего не знает. Она… уехала отдыхать на море, и мы с мамой решили ее не тревожить.
— Понятно. Значит, в этом году она не будет поступать в медучилище?
— Нет, — едва слышно сказала Нина и отвернулась.
Район, куда они приехали, был не из тех, которыми гордится город. Некоторые дома уже были покинуты их обитателями, в других, таких же старых и убогих, еще жили.
Дверь им открыла женщина в коротком замызганном халатике. Приглядевшись внимательнее, Угольцев понял, что она еще молода и, если ее умыть, причесать и так далее, была бы красивой.
49 
