227 
А если заключённые снова не хотели идти в газовую камеру – ты выпускала на них голодных собак.
Что бы те пожирали их живьём. Раз не хотят умирать в газовой камере.
Этому тебя научили в 17 лет.
А в 19 лет ты уже стала старшей надзирательницей Освенцима, получила прозвище "Ангел смерти".
И теперь уже солдаты СС всего концлагеря подчинялись тебе.
Теперь они не смеялись.
Ты напугала даже их. Которую они же и создали.
Твои красивые волосы несли ужас, страдания и боль. Твои стройные ноги несли лишь отчаяние и слезы. Твои пухлые губы теперь лишь открывались чтобы говорить – кому жить сегодня а кому умереть.
И никто уже не мог увезти тебя в Аргентину.
Потому что не было уже страны в мире которая не называла тебя чудовищем. Хоть ты и в юбке.
Все страны мира мечтала наказать тебя. И казнить как самую ужасную и мерзкую тварь на свете.
Я видел твои фото на суде. Вокруг тебя сидят другие женщины – надзиратели – они все старше тебя, похожие на мерзких старух с худыми, серыми, злобными лицами как у скелетов.
Похожие на посланцев смерти.
И ты среди них – как ребёнок похожий на ангела, с белыми прекрасными волосами и невинной детской улыбкой.
Многие не верили что ты и есть "ангел смерти".
Но когда узнавали про тебя поближе – то теряли сознание от ужаса того что ты совершала.
Ты столько убила людей что убить тебя – требовал весь цивилизованный мир. Только, есть одна несправедливость… тысячи невинных замученных тобой людей – и лишь одна твоя мерзкая жизнь.
Как же это несправедливо.
Ты должна была умирать каждый день – тысячу лет.
Я сам бы душил тебя…
И это было бы правильно.
Но тебе повезло. Ты умерла только раз.
Ты радовалась этому?
Я знаю как ты умирала. В ночь перед казнью ты отчаянно горланила немецкие песни на всю тюрьму, бравируя и смеясь.
Как будто старалась делать всё чтобы не думать.
Только на эшафоте, ты перестала бравировать. Только сказала палачу – "Побыстрее".
И все. Только одно слово.
Почему?
Почему через много лет твой палач признался что до конца жизни вспоминал ту девочку с ангельским лицом?
Которая сказала лишь одно слово – всему человечеству напоследок – побыстрее.
Убейте меня побыстрее.
Что за странная просьба?
Почему твоя история до сих пор волнует меня, и не только?
И почему когда я смотрю на твоё фото… что-то не даёт мне покоя?… Почему я ищу черты твоего лица в прохожих девушках на улице. В знакомых…
Потому что я виноват что не родился на 50 лет раньше?
Не увёз тебя в Аргентину и не помешал тебе стать чудовищем?
Не знаю.
Только твоё детское лицо – осталось на фото.
И одно слово – "быстрее".
Вот и все.
Точка.
Когда терять уже нечего
Спортивная пробежка длилась 40 минут.
Это – много. Или мало?
Сначала – улыбка и бодрость. Потом – усталость и боль. Потом – выживание. Как будто на краю гибели когда твоё тело кричит тебе – Хватит! Остановись!
А ты толкаешь его вперёд, сжимая зубы. До крови, такой солёной во рту.
И вот она, последняя пробежка. Ещё один круг… сто шагов. Сердце стучит как молоток в груди. Раз… два… три… четыре…
– Я не сдохну – шептал Вадим. – Я выдержу.
Ещё пятьдесят! Всего лишь пятьдесят. А в глазах – темно. Ещё – двадцать. И дыхание переходит в судорожные всхлипы.
Осталось десять!
И вот… наконец! Все! Пробежка окончена.
Ноги не держат.
Через пол часа Вадим устало поднимался на ступенькам своего дома.
Зачем он мучает себя по утрам?
Это всё она, проклятая старость. Она виновата во всем. Как победить её когда тебе – уже 60-т?
А если попробовать?
И он пробовал
Чувствуя как она отступала, шаг за шагом. Кривясь от злости и возмущения – Ты, Вадим лучше бы горчичники покупал. А вместо этого ты меня метелишь старую… не хорошо…
Вадим представил себе эту картину и криво ухмыльнулся.
– Не нравится?
Пошёл в ванну умыться. Вода холодная. Полотенце на месте. Всё как всегда. Так было – год назад, пять, десять…
Но что это???? Вдруг ему почудились шаги за дверью…
227 
