очень нудно 
166 
Она нежно взяла под руку Фортюнэ и увлекла ее к выходу, не забыв бросить ласковый прощальный взгляд портрету.
– Пойдемте, – сказала она с оживлением. – Выпьем по большой чашке горячего чая. Это единственное, чего я в данный момент хочу. Вы хорошо запрете, мой друг, не так ли?
– Будьте спокойны, – смеясь, ответил «греческий князь». – Было бы очень жаль, если бы у вас украли хоть один порыв ветра!
В хорошем настроении они покинули особняк и сели в карету, чтобы возвращаться к м-м Гамелен.
Шарль Персье и Леонар Фонтен, которых можно было назвать близнецами императорского декорирования, долгие годы демонстрировали такой прочный союз, что по сравнению с ними Кастро и Поллукс или Орест и Пилад показались бы смертельными врагами. Они познакомились в мастерской их общего учителя, Пейра, но после того, как Шарль Персье получил в 1785 году Гран-при в Риме, а Леонар Фонтен Вторую премию в 1786-м, они встретились под приморскими соснами виллы Медичи и с тех пор не разлучались. Это именно они вдвоем затеяли реконструкцию Парижа по вкусу Наполеона и, как не было ни одного ордера Персье без грифа Фонтена, так не было и ни одного акта Фонтена без печати Персье. И поскольку, не считая двухлетней разницы, они были ровесниками, хотя один родился в Париже, а другой увидел свет в Понтуазе, они в повседневной жизни прекрасно играли роль неразлучных братьев.
И вот этот в высшей степени представительный тандем французского искусства времен Империи появился вскоре после полудня в дверях салона Фортюнэ, салона, никогда не бывавшего таким пустынным. Наполеон хотел этого, любезная хозяйка сочла должным не протестовать. Кроме Госсека, никто в этот день не переступил ее порог.
Оба архитектора приветствовали дам с изысканной вежливостью и сообщили Марианне, что они были сегодня на Лилльской улице, чтобы посмотреть, как обстоят дела.
– Его Величество Император, – добавил Шарль Персье, – поставил нас в известность, что работы должны быть произведены таким образом, чтобы вы, мадемуазель, могли войти во владение домом в кратчайший срок. Так что нам нельзя терять времени. Тем более что особняку нанесен большой ущерб.
– Мы также, – взял слово Персье, – позволили себе уже сейчас принести вас несколько проектов планировки, которые мы подготовили на всякий случай, просто ради удовольствия запечатлеть некоторые идеи, на наш взгляд, отлично подходящие этому старому дому.
Глаза Марианны во время выступления этого хорошо спевшегося дуэта перебегали с одного на другого, с малыша Персье на великана Фонтена, пока не остановились на свитке бумаг, одна из которых уже была развернута на столе. Она мельком увидела мебель в римском стиле, помпейской фризы, алебастр, позолоченных орлов и победные эмблемы.
– Господа, – начала она мягко, стараясь подчеркнуть легкий иностранный акцент, который мог бы подтвердить ее венецианское происхождение, – можете ли вы ответить на один вопрос?
– Какой?
– Существуют ли какие-нибудь документы, устанавливающие, каким был особняк д'Ассельна перед Революцией?
Оба архитектора переглянулись с плохо скрытым беспокойством.
Они знали, что должны будут работать для одной итальянской певицы, пока еще неизвестной, но ожидающей самого высокого признания, певицы, которая могла быть только последним любовным капризом Императора. И они ждали встречи с особой капризной, может быть, взбалмошной, которую нелегко будет удовлетворить. Начало беседы, похоже, подтверждало их опасения. Персье покашлял, чтобы прочистить горло.
– Для внешнего оформления мы, безусловно, найдем документы, а вот для внутреннего… Но почему, мадемуазель, вас так интересуют эти документы?
Марианна прекрасно поняла, что кроется за этими словами: чего ради первозданное состояние старого французского особняка может интересовать эту дочь Италии? Она поощряюще улыбнулась им.
– Потому что я хочу, чтобы мой дом был по возможности таким, как до беспорядков. Все, что вы мне тут показываете, очень красиво и соблазнительно, но это не то, чего я желаю. Пусть особняк обретет свой прежний вид, и больше ничего!
Персье и Фонтен дружно воздели руки горе, как танцоры в тщательно отделанной фигуре балета.
– Восстановить стиль Людовика XIV или XV? Но, мадемуазель, позвольте заметить, что это вышло из моды, – сказал Фонтен укоризненным тоном. – Такого больше не делают, это старье в обществе не ценится. Его Величество Император считает необходимым…
166 
