очень нудно 
149 
— Если мы идем именно туда, так ли уж необходимо мочить ноги? Главный вход, должно быть, расположен с другой стороны и туда можно добраться посуху?
— Там не пройдешь. Да вам-то что?— Я любопытна от природы, — заявила она, довольная тем, что голос ее звучал твердо и спокойно.
В темноте казалось, что скалы и каменные обломки были совершенно непролазны, но вот Лаура обнаружила узкий проход, позволявший пробраться к подножию башен, одна из которых была наполовину разрушена. Они обошли вторую, почти скрытую в кустах, которые раздвинул Тангу, и взорам их предстала еще одна тропинка, по которой они и последовали. Тропинка выводила к развалинам, некогда бывшим, судя по всему, парадным двором, от которого сохранилась в приличном состоянии лишь небольшая часть. И тут словно вынырнул из ночи прилепившийся сбоку к почти нетронутой башне кусок бывших хозяйских покоев. Не уцелел ни фронтон, ни верх крыши, и можно было разглядеть только один этаж, находившийся в ужасном состоянии! Перед входом в помещение была навалена куча камней, а за ним виднелись винтовая лестница и низенькая дверь. В нее они и вошли, и Лаура оказалась на пороге зала с наполовину заваленными окнами. В центре комнаты стояла железная жаровня, в которой горел огонь, рядом — кресло с подлокотниками и стол, а на столе — бутылка и стаканы. В кресле полулежал мужчина, закинув ногу на подлокотник. Он курил сигару, что было тогда редкостью. Лаура посмотрела на него и поняла, что Фужерей не ошибся: перед ней, несмотря на черную кожаную маску, скрывавшую три четверти лица, сидел тот, кто, увы, все еще являлся перед богом ее супругом.
Хотя его черные волосы уже искрились сединой, фигура все еще оставалась элегантной… и так походила на силуэт Батца, что молодая женщина поняла, что вот-вот заплачет.
Но сейчас не время было ударяться в сантименты.
Твердо решив не отступать от принятого решения, она начала просовывать руку между складками платья, ища карман, как вдруг холодный голос непринужденно произнес:
— Ты ее обыскивал?
— Нет, но…
Желая загладить свою оплошность, трактирщик кинулся к Лауре и крепко обхватил ее. Не успела она вытащить оружие, как он уже начал довольно грубо шарить по ее телу и тут же завладел пистолетами, которые положил на стол.
— Что ж, дорогая, вы многому научились. Прийти сюда вооруженной, как боевой корабль, — это что-то новое.
— Жосс, — сказала Лаура. — Я пришла за дочерью. Где она?
— Так вы меня узнали? А ведь я так изменился…
— Я знала, что придется иметь дело с вами. Четыре года назад один человек тоже узнал вас. А теперь отдайте мою дочь!
— Спокойствие прежде всего! Время терпит, а нам еще надо поговорить.
— Мне нечего сказать вам.
— Вот как? А я так не считаю! Во-первых, я хочу знать, кто отец этого очаровательного создания. Я имею на это право. Вы все еще моя супруга, и я должен знать, в чьей постели проводила время моя жена!
От этих вульгарных слов Лауру бросило в дрожь, но она знала, что Понталек способен быть еще более грубым.
— А вы по-прежнему якшаетесь с извозчиками? — презрительно бросила она. — Но можете на время оставить свой мерзкий лексикон. Элизабет — моя приемная дочь. Ее мать… была моей подругой, дорогой подругой, но сейчас ее уже нет в живых.
— Ах так? В таком случае не будет ничего предосудительного в том, что вы мне сообщите ее имя?
— Ни в коем случае! Она была знатной дамой, и одно только упоминание ее имени в вашем присутствии бросило бы тень на ее честь.
— Как будет угодно! — высокомерно пожал он плечами. — Не скрою, что в этом случае возникает некоторое осложнение, поскольку, если она не вашей крови, вы будете меньше страдать… узнав, какую участь я ей готовлю.
Во рту у Лауры разом пересохло, а сердце отчаянно забилось.
— Какую участь вы ей готовите? Но ведь я пришла для того, чтобы выкупить ее свободу…
Из-под черной маски послышался смех, и в нем было что-то поистине демоническое:
— Ее свободу? Да об этом и речи не шло! В моем письме было сказано: «Если вы хотите увидеть свою дочь». Я имел в виду увидеть ее в последний раз. Так вот, вы ее и увидите…
— Но вы же не станете…
— Убивать? Ну зачем же… Мой план не столь кровожаден. Девочка прехорошенькая, и, думаю, не ошибусь, если скажу, что через несколько лет она станет еще краше. Тогда она ляжет в мою постель, ведь воспитываться она будет в моем доме.
149 
