Врачи поглядели друг на друга. Кивнули.
И полицейские сделали шаг вперед.
— Джентльмены!
Рука мистера Мрака пауком взбежала вверх по латунному пульту.
— Сейчас сто тысяч вольт припекут тело мистера Электрико!
— Нет! — вскричал Вилл. — Не позволяйте ему!
Полицейские сделали еще один шаг. Врачи открыли рот, готовясь что-то сказать. Мистер Мрак глянул вопросительно на Джима. Джим воскликнул:
— Пусть! Все в порядке!
— Джим!
— Да-да, Вилл, все в порядке!
— Отойдите! — Паук схватил выключатель. — Этот человек пребывает в трансе! Готовя наш новый номер, я загипнотизировал его! Вы можете навредить ему, если вдруг пробудите от гипноза!
Врачи закрыли рот. Полицейские замерли на месте.
— Сто тысяч вольт! Тем не менее он оживет и будет здоров душой и телом!
— Нет!
Один из полицейских остановил Вилла.
Человек с картинками и все возбужденно простертые на его коже люди и звери стиснули и дернули выключатель.
Огни в шатре погасли.
По телу врачей, полицейских, мальчиков побежали мурашки.
А во внезапных полуночных потемках электрический стул обратился в очаг, на котором старик сверкал будто рождественская елка.
Полицейские отпрянули, врачи наклонились вперед, и так же наклонились уродцы, чьи глаза горели голубым огнем.
Человек с картинками, рука — на выключателе, смотрел на старого-престарого старика.
Старик был несомненно мертв, мертвее некуда, но заключен в живую оболочку электричества. Оно роилось на холодных раковинах ушей, мерцало в глубоких, точно заброшенный каменный колодец, ноздрях. Оплетало голубыми угрями его пальцы, подобные ножкам богомола, и тонкие, как у кузнечика, колени.
Губы Человека с картинками раздвинулись, возможно, он кричал, но никто не слышал его сквозь оглушительный гул, треск, разряды и шипение электричества, которое пронзило и скользило, со всех сторон обвило человека и сковавший его стул. «Оживай!» — звучало в гуле и шипении. «Оживай!» — кричали бушующие вспышки и цвета. «Оживай!» — кричал рот мистера Мрака, и никто, кроме читающего по губам Джима, не слышал его громоподобный голос, и Вилл тоже кричал: «Оживай!» — страстно желая, чтобы старик ожил, зашевелился, задергался, зазвучал, пропитался жизненными соками, увлажнил рот слюной, дал волю духу, расплавил восковую душу…
— Он мертв! — Но и Вилла никто не слышал, как ни силился он перекричать рокот разрядов.
«Оживай!» Губы мистера Мрака смаковали это слово. «Оживай. Оживай». Рывком он двинул переключатель в крайнее положение. «Жить, жить!» Где-то динамо-машины протестующе взвизгнули, взвыли, взревели, выжимая из себя чудовищную энергию. Разряды приобрели бутылочно-зеленый цвет. «Мертвый, мертвый», — твердил про себя Вилл. «Оживай, оживай!» — кричали машины, кричали вспышки огня, кричали рты полчищ лиловато-синих тварей на разрисованной плоти.
Вот волосы старика вздыбились жестким облачком. Стекающие с ногтей искры рассыпались шипящими брызгами на сосновых досках. Зеленые жилки сновали челноком в мертвых веках.
Человек с картинками яростно нагнулся над старым-престарым, мертвым-премертвым созданием, звериные стаи его тонули в поту, а правая рука повелительно молотила воздух: «Жить, жить».
И старик ожил.
Вилл охрип от собственного крика.
Но никто не слышал его.
Потому что в эту минуту, словно разбуженное громовым раскатом, словно электрическое зарево стало новой зарей, одно мертвое веко медленно поднялось.
Уродцы смотрели в изумлении.
Где-то в гуще грозы Джим тоже кричал, потому что Вилл, сжимая его локоть, чувствовал, как крик рвется наружу через его кости, а тут еще губы старика раздвинулись и между ними и сшитыми вместе зубами с шипением забегали жуткие зигзаги.
Человек с картинками умерил гудение тока. После чего повернулся, упал на колени и простер вперед одну руку.
Там наверху, на помосте, под рубашкой старика что-то чуть-чуть колыхнулось, словно осенний лист.
Уродцы выдохнули.
Древний старик вздохнул.
«Ну да, — подумал Вилл, — они дышат за него, помогают ему, заставляют жить».
Вдох, выдох, вдох, выдох — точно разыгрывалась какая-то сцена. Что тут скажешь… или сделаешь?
— …легкие — так… так… так… — шептал кто-то.
Ведьма Пылюга в ее стеклянной будке сзади?