очень нудно 
128 
— Я могу напоить тебя вином «Черной Магии», — перевела Елена. — Я могу держать мешочек и наполнять шприц. Доктор Меггар тоже может наполнить шприц. Но нет времени, поэтому я собираюсь сделать это.
— Я… — начал Стефан.
— Начинай пить так быстро, как только можешь.
Елена любила Стефана, хотела слышать его голос, хотела смотреть друг другу в глаза, но речь шла о спасении человеческой жизни и это была его жизнь.
Она с поклоном благодарности взяла мешочек китцуна, а свой плащ бросила на пол. Все ее мысли были о Стефане, чтобы помнить о том, как она была одета. Ее руки пробивала дрожь, но она не позволяла себе расслабиться. У нее было три бутылки «Черной магии»: в ее плаще, у доктора Меггар и у Деймона. Так, с точностью автомата она повторяла движения, которые ей показал китцун снова и снова. Опустить, наполнить, протянуть сквозь решетку, впрыснуть. Снова и снова, и снова.
Примерно после десяти повторений, Елена разработала новую тактику. Заполнив маленькую сумку вином и держа ее за верх, Стефан приоткрыл рот и, одним движением разбив ее, направил в него изрядную долю жидкости.
Решетка стала липкой, Стефан стал липким; это никогда не сработало бы, если бы сталь была для него опасна как бритва, но это, в действительности, вынуждало попадать к нему в горло удивительное количество.
Другую бутылку «Черной магии» она отдала в камеру к китцуну, в которой была обычная решетка.
Она не знала, как отблагодарить его, но при первой же свободной минутке она повернулась к нему и улыбнулась. Он глотнул «Черной магии» прямо от бутылки, и его лицо застыло в выражении прохладного, благодарного удовольствия. Конец пришел слишком быстро. Елена услышала быстро повышающийся голос Сейджа:
— Это не честно! Елена не готова! У Елены не было достаточно времени с ним!
Елена не нуждалась в наковальне, опущенной на ее голову. Она сунула последнюю бутылку «Черной Магии» в камеру китцуна, она наклонилась, а затем вернула ему его маленький мешочек, но уже с канареечным бриллиантом из ее пупка внутри. Это была самая крупная из драгоценностей, которая была у нее с собой, она видела, как он повертел в своих пальцах с длинными ногтями, а затем поднялся на ноги и слегка ей поклонился. В какой-то момент они улыбнулись друг другу, а затем Елена прибрала сумку доктора Меггара, и накинула на себя красный плащ.
Затем, с дрожью она снова обратилась к Стефану:
— Мне так жаль. Я не была намерена превращать это в медицинский визит.
— Но ты увидела шанс спасти мою жизнь и никак не могла упустить его.
Иногда, братья были очень сильно похожи друг на друга.
— Стефан, не нужно! Ох, я люблю тебя.
— Елена, — он поцеловал ее пальцы, прижавшись к решетке. Затем он обратился к охранникам: — нет, пожалуйста, пожалуйста, не забирайте ее! Помилуйте, дайте нам еще одну минуту! Только одну!
Но Елене пришлось отпустить его пальцы, чтобы застегнуть свой плащ. Последнее, что она увидела — Стефана, он стучал о решетку кулаками и кричал:
— Елена, я люблю тебя! Елена!
Она обмякла. Кто-то обнял ее, помогая идти. Елена разозлилась! Если Стефана уводили в его старую, кишащую вшами камеру — и она была уверена, что его уводили прямо сейчас — он еле заставлял себя идти. А эти демоны ничего не делали со снисходительностью, она знала это. Его, вероятно, гонят, словно животное, погоняя острыми деревянными палками. Елена смогла идти. Когда они дошли до передней части лобби Ши-но-Ши, Елена огляделась вокруг.
— Где Деймон?
— В карете, — ответил Сейдж с нежностью в голосе. — Ему нужно немного времени.
Сначала Елена сорвалась:
— Я дам ему время! Время для того, чтобы он успел закричать, перед тем как я вырву ему глотку! — но затем, грустно продолжила: — я сказала совсем не то, что хотела. Я хотела сказать ему, как Деймон сожалеет; и как Деймон изменился. Он даже не помнил, что Деймон был там…
— Он сказал тебе? — Сейдж казался удивленным.
Вдвоем, Сейдж и Елена, вышли из последних мраморных дверей здания Богов Смерти. Это было название, которое для него подобрала Елена в своей голове. Карета стояла на краю тротуара прямо перед ними, но никто не вошел внутрь. Вместо этого Сейдж мягко отвел Елену на небольшое расстояние от других. Там он положил свои большие руки ей на плечи и сказал, все тем же мягким голосом:
— Бог мой, дитя мое, я не хочу говорить тебе этого. Но я должен это сделать. Я боюсь, что даже если мы вытащим твоего Стефана из тюрьмы в день вечеринки у Леди Блоддьювед, что — что это будет уже слишком поздно. Через три дня он уже будет…
128 
