очень нудно 
130 
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— В каменный шар ты помещаешь все, что может причинить тебе боль изнутри. Ты даже себя заточил внутри него, хотя там, должно быть, очень тесно. И Кэтрин, должно быть тоже там, огражденная в своей собственной камере.
Она вспомнила ночь в мотеле:
— И, конечно, твоя мать тоже. Я должна была сказать — мать Стефана. Она была матерью, ты знаешь.
— Не… моей матерью… — Деймон даже не мог связать слова в предложение.
Елена знала, что он хочет сказать. Он хотел сдержаться и успокоиться и показать этим, что все в порядке, только им двоим было известно, что за теплое оружие под плащом удерживало его. Но он не собирался этого делать.
На этот раз она бы сказала «нет».
Она обещала Стефану, что это было для него, только для него. И, она думала, она будет придерживаться духа этого обещания, если она не придерживалась письма, навсегда.
***
В течение недели, Елена смогла оправиться от боли, вызванной свиданием со Стефаном. В любом случае, ни один из них не мог говорить об этом, за исключением слезных, кратких восклицаний, выслушиваемых ими от Елены, говорившей о их миссии, и о том, что если они выполнят ее то, наконец, смогут отправиться домой — в тоже время, если они не выполнят ее, Елене было все равно, уедет ли она домой, или останется здесь, в Темном Измерении.
Дом! Это звучало для них как «Рай», хотя Бонни и Мередит знали не понаслышке, какой ад поджидал их в Феллс Чёрч. Но, так или иначе, все что угодно было бы предпочтительнее этой земли кровавого света.
С надеждой разжигающей интерес в их кругу, они снова получили возможность почувствовать удовольствие от платьев Леди Ульмы, сделанных для них. Дизайн был одним из занятий женщины, которое все еще приносило ей наслаждение во время постельного режима, и Леди Ульма с усердием рисовала эскизы в своем альбоме. Поскольку вечеринка у Блоддьювед могла быть и в помещении и снаружи, все три платья должны были быть тщательно разработаны, чтобы быть привлекательными и под искусственным освещением и под темно-красными лучами гигантского красного солнца.
Платье Мередит было глубокого синего цвета с оттенком металик, и фиолетовым в солнечном свете, и оно показывало совсем другу сторону девушки, бывшей сиреной в облегающем платье русалки, посетившей торжество у Фазины. Это напомнило Елене, так или иначе, наряд Египетской принцессы. Снова, левая рука и плечи Мередит были открыты, но сдержанная узкая юбка, спадающая прямыми линиями прямо к сандалиям и изысканные сапфировые бусины, украшавшие бретельки платья, придавали Мередит скромный вид. Этот образ был подчеркнут волосами Мередит, которые по идее Леди Ульма должны быть распущены, и ее лицом, которое было не накрашено, за исключением теней для глаз. На шее — ожерелье, сделанное из самых больших овальных сапфиров, образующих сложный воротник. Украшения из этих же синих камней были на ее запястьях и тонких пальцах.
Платье Бонни было маленькой гениальной задумкой: оно было сделано из серебряной материи, приобретавшей пастельный оттенок цвета окружающей обстановки. Лунного цвета в помещении, оно светилось нежно-розовым сиянием, почти точно такого же цвета, как и волосы Бонни, когда она была на улице. С платьем одевались пояс, ожерелье, браслеты, сережки и кольца, все украшенные ограненным белыми опалами. Кудри Бонни были тщательно заколоты и убраны с лица в «беспорядочную массу», оставляя ее прозрачную кожу сиять мягким розовым светом под солнцем и бесплотно-бледной в помещении.
И снова, платье Елены было самым простым и самым поразительным. Ее платье было алым, того же цвета и под кроваво-красным солнцем, и в свете внутренней газовой лампы. Оно было с довольно глубоким вырезом, позволяя ее кремовой коже сиять золотом в солнечном свете. Платье облегало фигуру, с боку был разрез, чтобы ходить и танцевать.
Во второй половине дня вечеринки Леди Ульма начесала волосы Елены щеткой в запутанное облако, которое переливалось золотисто-каштановым на улице, и золотым в закрытом помещении.
Ее украшения тянулись от алмазных вставок у основания выреза, до бриллиантов на ее пальцах — на запястьях, предплечьях, и алмазное колье, подходящее под подвеску Стефана. В солнечном свете они будут пылать красным, как рубины, но при вспышках фейерверка будут переливаться другими удивительными красками.
— Зрители, — пообещала Леди Ульма, — ослепнут от их сияния.
130 
