очень нудно 
39 
Я очень рад, что смог написать это.
С наилучшими пожеланиями
твой друг Танкред.»
Это было все. Никакой просьбы о встрече.
Но это было дружеское письмо. Он сам написал ей! Он не забыл ее. Но может быть, теперь, когда он наконец попросил прощения, он забудет ее? Именно это, во всяком случае, и решила сделать Джессика.
Ульфельдты по прежнему ничего не знали об обвинении, выдвинутом против них Йоргеном Вальтером.
Но однажды от неожиданности Джессика потеряла дар речи. Дворецкий вел к Леоноре Кристине очень элегантную даму…
— О Господи, как же эта Дина посмела прийти сюда! — воскликнула ей вслед одна из горничных.
Дом замер в ожидании скандала. И очень скоро он разразился. Леонора Кристина громко кричала и звала своего мужа, когда дама выплывала из ее покоев. Джессика тоже замерла на месте. Корфитц Ульфельдт поспешил к жене, которая кричала на весь дом:
— Ты знаешь, что мне рассказала Дина? Она только что была у меня. Кто-то выкрал ключ от одного из черных выходов из нашего дворца и собирается убить нас!
Корфитц Ульфельдт что-то тихо сказал жене, и она продолжал что-то горячо говорить ему, но уже почти шепотом.
Через некоторое время к ним приехал адвокат, который рассказал, что Дина побывала и у него.
Леонора Кристина пригласила Дину еще раз, и та подтвердила свой рассказ. И еще добавила, что в заговоре принимает участие Йорген Вальтер.
Корфитц Ульфельдт совершенно потерял над собой контроль и громким голосом отдавал направо и налево истерические приказания слугам. Ночью его люди должны были охранять двор и все выходы из дворца. Детям не разрешали выходить в сад, и Джессике пришлось повозиться с Элеонорой Софией, которая никак не хотела слушаться приказа родителей. Отец же девочки заперся в комнате со своим другом и двенадцатью ружьями. Они о чем-то долго там совещались, что очень действовало на нервы всем обитателям дома. Джессика очень расстроилась, потому что теперь у нее не было ни малейшей надежды увидеть Танкреда. Она думала, что у Сесилии Паладин сможет случайно встретить ее сына. Но ей тоже не разрешалось выходить на улицу.
Но у нее не было и сил на это. Все замечали, как плохо она выглядит. Голова болела, почти не переставая, и особенно плохо девушке становилось по ночам. Спину ломило, и она двигалась с трудом. Джессика несколько раз теряла сознание, а рези в желудке стали просто невыносимыми. И все чаще приходилось бегать в туалет. Джессика была напугана до смерти. Если бы она могла кому-нибудь довериться.
Но у нее никого не было, и она боялась показаться назойливой.
А как много людей умерло как раз потому, что боялись показаться назойливыми и боялись рассказывать другим о своих болях!
Но в доме Ульфельдтов никто не думал ни о чем, кроме свалившихся на семью неприятностей. Их положение не стало лучше после того, как он послал своего человека к королю с просьбой защитить его жизнь. Из-за собственной глупости — или излишней уверенности в себе — он умолял короля запретить убивать его. Еще большую ошибку Ульфельдт совершил, когда король предложил ему в качестве охраны собственных стрелков, а он отказался. Король рассердился и решил покончить с этим скандалом. Корфитцу Ульфельдту было запрещено покидать Копенгаген. Как и Йоргену Вальтеру. А Дина Винсхофверс была арестована. Непонятно, по каким причинам, но на допросе она заявила, что супруги Ульфельдты действительно хотели отравить короля. И она ни слова никогда не говорила о планируемом убийстве на них самих! В суд были вызваны слуги Ульфельдтов, но Джессику на этот раз прийти не просили.
Она лежала в постели, не в силах даже пошевелиться. Все тело болело и ломило. Леонора Кристина слышала о болезни Джессики и беспокоилась о ней, но у несчастной женщины сейчас были более важные заботы, чем судьба ее гувернантки. Она пыталась организовать родственников и друзей на защиту своего любимого Корфитца.
По этой же причине в замок была приглашена Сесилия Паладин. Сесилия явилась без особой радости: ей совершенно не нравилась возня вокруг Йоргена Вальтера и Дины, но она чувствовала ответственность за судьбу Леоноры Кристины и, кроме того, уже давно не видела Джессику и беспокоилась о ней.
А на кухне Элла рассматривала маленькую бутылочку, которую только что достала из своего тайника на кухне. Она прошептала про себя: «Все не должно случиться слишком быстро. Иначе я не смогу насладиться. Может, стоит дать ей отдых? Она так слаба! Я уменьшу дозу… А потом! Когда она будет совсем при смерти, я приду к ней. И она услышит все, что я о ней думаю! Дрянь, ничтожество, которая вскружила голову моему несчастному отцу! И разрушила мою семью! Во всем виновата она одна!»
39 
