145 
В конце же четвёртого квартала его ждало горькое разочарование. Опечатанная дверь. Пятна плохо замытой крови на лестничной клетке. Следы волочения у подъезда. Характерные отпечатки протекторов автозака. Добралась-таки Внутренняя безопасность до злачного места! Не иначе, добрые соседи исполнили свой гражданский долг! Смачно плюнув с досады, Верховный цергард Федерации побрёл до дому.
Обычно шумное семейство встретило отца глубоким молчанием. Притихшие, жались по углам дети. Дверь открыла САМА.
Это была мощная, широкоплечая и широкобёдрая баба, весьма упитанная, не смотря на трудное военное время – откормилась на штабных пайках. А было время – как тростиночка ходила, как аристократка… Но пять детей – это пять детей. Ничего от неё прежней не осталось, и он её давно уже не любил, и она это знала, но не особо печалилась. Она родила для Отечества пятерых будущих солдат, и требовала от мужа и прочих окружающих уважения. А любовь – это для молодых и глупых.
И вот теперь она встречала его на пороге, одна рука в бок, в другой – листовка, не иначе как с тумбы ободранная, губы аж белые от злости, и подсинённые пороховой настойкой волосы нечёсаны, торчком стоят, как у болотной ведьмы Зупы из сказки.
– Это как понимать?!!
– Так и понимай, как видишь, – пробурчал муж. – Что тебе не нравится? Паёк больше будет.
– Что мне не нравится?! Ах, что мне не нравится?!! – и пошло-поехало: почему сразу не сказал, четыре дня прошло, от соседок только и узнала, вся Федерация знает, только родная жена, как последняя дура, не при делах, её поздравляют, а она глазами хлопает, и так далее, и в том же духе, и по второму кругу, и по третьему…
Женщина орала, брызгала слюной, а он её и не слушал даже, не замечал почти – за долгие годы совместной жизни научился пропускать истерики мимо ушей. Он сидел на пустом оружейном ящике, приспособленном вместо табурета, думал о том, что одно только короткое отработанное движение – и не станет ничего этого. И вместо голосящей растрёпанной бабы в грязном халате второго срока (от тётки по наследству достался, донашивает) будет грузная молчаливая тушка с неестественно вывернутой шеей. И никаких последствий. Замнут дело. Потому что – Верховный. Высшая власть.
Ему частенько хотелось её убить. И даже Верховным для этого становиться было необязательно. Что стоит специалисту его уровня спрятать концы в болото, да так, что пусть хоть всё Кузарово ведомство носом топь перепахивает – в жизни ничего не раскроется! Может, и убил бы однажды, сгоряча – одно останавливало: она мать его детей. И как после этого он станет смотреть им в глаза? Как жить с таким грузом на душе? Цергард Реган жил… И ему, Хриту, одному на всём свете было известно, куда именно «ушла» мать мальчика Эйнера. Сам помогал прятать тело, и помнил, как тряслись руки у боевого офицера Регана, все огни и топи прошедшего… Нет, он не хотел повторения судьбы своего командира.
Лучше было бы просто уйти. Но – закон! Разводы запрещены родителям, имеющим детей моложе трёх лет. А у них в семействе таковые не переводятся годами. Только один начинает подрастать, забрезжит на горизонте Свобода – тут нате вам, новый заводится! Однако, что для простого человека – непреодолимая преграда, для Верховного – досадная помеха, которую с большими или меньшими хлопотами, но можно преодолеть…
– Умолкни, баба, – очень спокойно, тоном цергарда Эйнера, велел жене Хрит. – Ты мне надоела. Если и дальше станешь орать, я тебя прогоню, а себе возьму новую жену, молодую и красивую. Какую не стыдно показать рядом с «живым олицетворением Отечества».
Странно, но она умолкла.
Всё межзакатье он наслаждался непривычной тишиной. Дети продолжали жаться по углам, обычных перебранок и драк не затевали, даже малец не вопил, хоть и уродился весь в мать. Жена демонстративно молчала на кухне, в надежде что мужу станет неприятна напряжённая обстановка в доме, и он заговорит первым. А тому только этого и надо было – растянулся на койке, уставился в телевизор, будто никогда в жизни парадов не видел… И то сказать – это в его честь был парад…
Тогда она подошла к нему сама. Примиряющее подпихнула в бок толстым коленом, голым и белым.
– Слышь ты, олицетворение Отечества! Тебя хоть по какому ведомству поставили?
– А? – рассеяно откликнулся муж, сам он об этом до сих пор не успел задуматься. Пока суд да дело, церемонии, парады и заседания, к непосредственным обязанностям ещё не приступал. – Ну, как? Заместо Сварны покойного. Значит, Пропаганда и агитация!
145 
