3 
Разговоры за столом смолкли. Все с ужасом ожидали очередногоприпадка ярости Виктора Реньяра.Но тот вдруг стал довольным и расхохотался.
— Боже мой, я вспомнил, у нас же есть чудесное вино! Я вас всех сейчас угощу. Это вино поставил еще мой отец, когда мне былостолько лет, сколько было Анри. Эй, слуги! Все! Берите факелы и ступайте в подвал. Там стоял черные бочки, прикатите одну сюда.
Пьяная компания загудела. Вынимались из гнезд в стенах факелы, хватались подсвечники, и пьяная орава, шумя на разные голоса, двинулась в подвал.
— Только не сожгите мне дом! — крикнул Виктор вслед своим приспешникам.Чадили факелы, оставляя на сводах грязные разводы, тени метались по стенам. Кто-то упал, раздался крик, но это лишьпозабавило пьяную толпу.
Наконец добрались и до бочек. Но выкатить их было невозможно, поэтому принялись оттаскивать те бочки, что закрывали дорогу.Дорога была вскоре расчищена, и все дружно принялись вытаскивать бочку из ниши. Но когда за дело берется сразу десять человек там, где достаточно и двух, что-нибудь да случится.
Когда бочку наклонили, один из пьяных поскользнулся, увлекаяза собой еще троих соседей.
— Осторожно! — раздались крики.
Но было поздно. Бочка наклонилась, люди отпрянули, и она с грохотом рухнула на каменный пол. Затрещали клепки, покатились обручи. Густое красное вино волной окатило всех, кто был в подвале.
— Да черт с ней! — махнул один из гуляк. — Берите вторую.
Поскальзываясь в вине, пачкаясь в нем, собутыльники смогли-таки вытащить вторую бочку, не разбив ее, и на руках понесли в дом.
Виктор, заслышав шум голосов на лестнице, поднял отяжелевшиеот вина веки и посмотрел на своих приспешников. Зрелище было ужасным. Еще ничего не поняв, Виктор весь похолодел: ему показалось, что все люди в крови.
«Но почему у них такие радостные лица?»— мелькнула шальнаямысль. Виктор так и не пошевелился. Охваченный ужасом, он смотрел, как его люди ставят бочку на козлы и вбивают в нее кран. И толькокогда он почувствовал аромат старого выдержанного вина, до негодошло, что случилось в подвале.
— Мерзавцы! — заорал он. — Да это вино стоит больше, чем вывсе вместе взятые!
Он подбежал к бочке и, даже не подставляя бокала, принялся пить прямо из крана. Вино текло ему по подбородку, пачкало белуюрубашку, а он все пил и пил. А потом, распрямившись, он развелруки в стороны и пьяно загоготал. Зубы оскалились и губы, испачканные густым красным вином, казались обагренными кровью. И весь онстал похож на ненасытного людоеда.
Но казалось, только этого шальной гурьбе и надо. Они, как и ихпредводитель, бросились, отталкивая друг друга, хлестать вино изкрана. Они подставляли ладони, перчатки, шляпы, а над всем пьянымгулом летел восторженный крик Виктора:
— Черт с ним, с вином, пейте, сегодня мой день! Виктор Реньяругощает всех!
Анри, смертельно перепуганный происходящим, выбежал за дверь и остановился на крыльце. Ему было страшно возвращаться назад, но не менее страшно было идти вперед, в темноту. И там и там таилась угроза. Но мальчик знал, где ему обрадуются, он знал, что у него остался единственный друг — Констанция. И он сделал шаг в темноту.
Отойдя от дома, Анри позвал:
— Констанция! Констанция!
Ведь он так боялся идти по темному двору, что каждый новый шаг давался ему с трудом.
Он добрался до невысокого строения и постучал в обитую железом дверь.
— Констанция!
— Кто там? — послышался испуганный голос девушки.
— Это я, Анри! Я принес тебе поесть.
— Ты один?
— Да, отец в доме. Они все напились, я пришел один.
Констанция некоторое время колебалась, ведь от Виктора можнобыло ожидать любой подлости. Он мог подучить сына, под угрозой побоев заставить его постучать в дверь, а сам Виктор тем временемтаился бы за углом, чтобы наброситься на девушку и взять ее силой.
Она припала к двери.
— Анри, ты не обманываешь меня?
— Нет, что ты, Констанция, я тебя люблю.
— Поклянись!
Анри, путаясь, произнес слова клятвы и эта детская непосредственность смягчила сердце девушки. Заскрежетал засов, идверь отворилась. Анри вошел. Здесь хоть и было холодно, но наголову не лил дождь.
— Вот, возьми, — Анри протянул кусок мяса, хлеб и яблоко.
— Спасибо тебе. А теперь уходи!
— Нет, я боюсь возвращаться, отец пьяный.
— Анри, поднимись наверх, о тебе никто не вспомнит.
— Нет, Констанция, я лучше побуду с тобой.
— Ну что ж, если так хочешь, то оставайся. Констанция с жадностью набросилась на еду. Она глотала ее, почти не жуя, ей всеказалось мало.
3 
