— Где она? — кричал он. — Где она, отвечайте! Но бандитыиспуганно переглядывались и пожимали плечами, не зная, что ответить своему господину. Они даже не поняли, о чем он их спрашивает.
Наконец поняв, что добиться толку от них сложно, Виктор схватил своего сына за грудки, приподнял над землей и принялся трясти.
— Кто? Кто? — дышал перегаром в лицо ребенку отец.
— Это Филипп, — прохрипел Анри, смертельно напуганный такимповедением отца, — Филипп Абинье.
Виктор разжал пальцы и мальчик упал на землю. Лицо Виктора исказила страшная улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. Он сейчас был похож на дикого кровожадного зверя, почуявшего добычу.
— Филипп Абинье, наконец-то я смогу убить тебя, и теперь мнебудет за что это сделать. У меня есть законное право, ты украл то, что тебе не принадлежит, и даже судья Молербо не скажет и слова против, — крикнул Виктор в темноту, прочерченную сверкающим дождем, в темноту, посмевшую скрыть от него Констанцию и его заклятого врага. И он погрозил кулаком.
От холода и страха, от нервного истощения и от всего того, чтодевушке довелось пережить, Констанции стало плохо. Она едва держалась в седле, ее шатало из стороны в сторону. И Филипп, увидев, как беспомощна его подруга, ехал рядом, поддерживая Констанцию под РУКУ.
В конце концов они добрались до дома Абинье.
— Марсель! Марсель! — увидев свет в окнах, закричал Филипп. — Скорее! Скорее иди сюда!
Этель, которая вязала чулок, отбросила работу, а Марсель, схватив пистолет, выскочил на улицу под проливной дождь.
— Помоги, возьми ее, — прошептал Филипп, обращаясь к своему дяде.
Марсель бережно взял на руки полуживую Констанцию и осторожно внес в теплоту дома. Девушка была бледна. Ее губы приоткрылись, и с них слетал едва слышный стон, похожий на шелест ветра в траве.
— Что с ней? — Этель склонилась над Констанцией. — Неси ее наверх, положи на мою постель.
Лилиан суетливо принялась помогать матери, расправляя постель.
Наконец, Констанция была уложена, и Этель с нескрываемым удивлением посмотрела на нее.
— Так вот она какая, Констанция Реньяр!
Но в голосе Этель не было ни малейшей вражды, она говорила этоспокойно и немного печально.
А губы Констанции вновь дрогнули, девушка пыталась улыбнуться, но вместо улыбки с ее губ сорвался стон.
Если Этель смотрела на девушку спокойно, то Лилиан рассматривала ее с нескрываемым интересом, поражаясь ее красоте.
— Да, она очень красива, Филипп, — обратилась она к брату, а тот вместо ответа только беспомощно развел руками, дескать, ну что ж поделаешь, сестра, если моя невеста так хороша собой.
А Марсель даже причмокнул языком, рассматривая точеный профиль Констанции.
— Да ты, племянник, смотрю, не промах и ведешь себя как настоящий мужчина. Даже смог выкрасть свою любимую из стана врагов! Правда, ты вряд ли задумывался о последствиях.
— Но ведь ей грозила смерть! — с горечью произнес Филипп. — Они могли ее убить, уничтожить, ведь они не люди, а звери!
— Я знаю Реньяров давно, — сказала Этель, — они могли сделатьс ней все что угодно только за то, что она осмелилась не подчиниться воле Виктора Реньяра.
— Да, да, мама, ты права, — воскликнул Филипп, обнимая мать заплечи, — и ты, Лилиан, и ты, мама, вы должны заботиться о Констанции, ведь я ее люблю.
— Она будет мне как дочь, — сказала Этель.
— А мне как сестра, — добавила Лилиан.
— Ну а мне тогда ничего не остается, как считать ее своей племянницей.
Я напою ее сейчас отваром из трав, — сказала Лилиан.
— Нет-нет, дочь, погоди, лучше сперва ей дать горячего вина, оно укрепит ей силы и придаст бодрости.
— Я бы тоже не отказался сейчас от чашки горячего вина, — сказал Филипп.
И только сейчас все заметили, что Филипп стоит промокший до нитки, а с него ручьем течет на пол вода.
— Брат, скорее переодевайся, не медли, а то можешь простудиться и заболеть.
— Нет, я теперь не заболею, не беспокойся, Лилиан. Но онпокорился и принялся стаскивать мокрую одежду.А Марсель Бланше стоял, прислонясь спиной к стене, и неотрывно смотрел на лежащую на постели девушку. На его губах блуждала странная улыбка. Он явно завидовал своему племяннику и самое главное, даже не пытался этого скрыть, настолько он был прямым и честным человеком.
— Скорее, Лилиан! Потом развесишь мокрую одежду у очага, а сейчас согрей вина, дай Филиппу, а я отнесу и напою Констанцию.
— Согрей и на меня, — предложил Марсель своей племяннице.Та согласно закивала.