16 
— Но ведь он еще малыш, — произносит другой на родном для Маттиаса диалекте. Остальные голоса говорят на диалекте Мадса. Мадс? Кто это?
— Ты же сам слышал, Олавес! Его дед помощник судьи.
— Выкупа за него нам получить не удастся? — слышен другой голос.
— Дурак! Не пойдем же мы к помощнику судьи!
— Поторопитесь, у такого маленького цыпленка шея тонка. Свернуть ее пара пустяков.
— Нет, подожди, — произносит голос, принадлежащий Олавесу. — Почему бы нам не продать его. Нермаркену? Он хорошо заплатит.
— Нермаркену? До него несколько миль! Думаешь, мы потащим туда это обессилевшее существо?
— Ну, хорошо, — произнес голос Олавеса. — Отдайте тогда его мне! Давненько мы не свертывали шей цыплятам. Я потренируюсь.
Голоса захохотали. Маттиасу все это казалось неприличным сном, и он охотно бы проснулся. Но вместо этого он снова погрузился в глубокий сон…
Кто-то тряс его.
— Проснись, — прошептал голос. — Тихо! Идем быстро, пока остальные не встали!
Маттиас недоуменно, еще окончательно не проснувшись, повиновался. Ночь была темной, костер почти догорел, вокруг лежали спящие люди. Ветер прекратил свою жалобную песню.
Решительная рука потащила Маттиаса за собой. Они поспешили вниз на дорогу и быстро побежали со всех ног. Они бежали до тех пор, пока мужчина не устал. Тогда он уменьшил скорость, и Маттиас был ему очень благодарен. Он едва волочил ноги.
— Почему мы бежим? — поинтересовался он.
— Потому, что они хотели причинить тебе зло.
Маттиас задумался.
— Тебя зовут Олавес?
— Да, как ты узнал?
— Я слышал ваш разговор ночью. Но думал, что это сон. О-о! Где моя одежда?
Его закутали в какую-то большую тряпку. От нее исходил тот противный запах, который все время преследовал его. Она кололась и раздражала кожу.
— Они забрали твои шмотки. Для продажи.
— Бедняги! Как они бедны! Причинить мне такую боль! Зачем? Я не могу поверить этому.
— Такой мир, мальчуган. Закон жизни. Убей или тебя убьют.
— А почему ты мне помог?
— У тебя, мальчишка, такие славные глаза! Притягивающие. Я не знаю, что случилось со мной. Я ведь не лучший из детей Бога, но мне захотелось сделать тебе добро.
— Премного благодарен, господин Олавес!
— Господин? — заржал мужчина. — Вот и я удосужился такого звания.
— Ты отведешь меня домой? В Гростенсхольм?
— В Акерсхюс? Нет! Это слишком далеко. Я отведу тебя к доброму человеку по имени Нермаркен. Он даст тебе работу. Заработаешь денег на дорогу домой. А, впрочем, можешь остаться здесь.
— До Акерсхюса далеко?
— Далеко ли? С таким же успехом можешь попытаться на голодный желудок забраться на небо! А Нермаркен сможет тебе помочь.
Маттиас подумал мгновение.
— Тысяча благодарностей тебе за твою любезность, Олавес.
— Идем к Нермаркену?
— Пошли.
Олавес выглядел довольным.
Они двинулись дальше. Когда рассвело, Маттиас смог разглядеть Олавеса. Тот был отвратителен. Дюжий, небритый, пораженный паршей и одетый в лохмотья. Глаза беспокойно бегают, но встречаясь ни на секунду со взглядом Маттиаса, в морщинах грязь, а руки годы не видели воды. Точнее, одна рука. Второй просто не было.
Но он спас мальчику жизнь.
Путники шли целый день. Когда они проходили небольшую деревню с рынком, перед поношенной кофты Олавеса внезапно заполнился колбасой, хлебом и овощами, и Маттиас подумал восхищенно: не колдун ли он. На склоне одного из холмов они хорошо подкрепились и с новыми силами продолжили путь вплоть до самого вечера. Ночь провели в лачуге и на следующий день после полудня достигли цели.
Маттиасу казалось, что прошла целая вечность с момента, когда они видели море. Но последний отрезок пути они проделали по берегу реки.
По дороге Олавес рассказал о своей ужасной жизни. О том, как он, будучи ребенком, научился попрошайничать и воровать. Сколько раз его наказывали у позорного столба! Руку ему отрубили в наказание за воровство. А позорный столб? Он с ним хорошо знаком! Сейчас, как он полагает, ему где-то около сорока, и он не верит в долгую счастливую жизнь.
— Но ты ведь можешь поступить на работу?
— Ха! Кто меня возьмет? Рука выдаст меня сразу.
16 
