22 
Калеб взял себя в руки.
— А ты, Кнут? У тебя хватит мужества?
— Я готов на что угодно, только бы выбраться отсюда. Руками я еще могу работать. Надеюсь.
— Мы пока еще не знаем, удастся ли нам осуществить план, — сказал Калеб. — Но ты, Кнут, будешь продвигаться столько, сколько сможешь, а мы будем подстраховывать тебя. Маттиас вверху, а я внизу.
Кнут согласно кивнул.
— Отдадимся в руки Господа, — сказал он серьезно.
Калеб ничего не ответил на это. Может быть, ему представлялось, что Господу следовало бы подключиться в дело несколько раньше.
Они начали готовиться уже на следующий день сразу после обеда. В большую печь положили лишь несколько мелких щепок, только для отвода глаз, и, когда рабочие после трудового дня покинули шахту, а мальчиков заперли внутри, они полностью погасили огонь.
Потом они сидели и выжидали.
Совсем без дела они не оставались. Из ужасных тряпок, служивших им постелью, они соорудили для Кнута нечто вроде подвесной корзины. Хотя Маттиасу и удалось немного подлечить его раны, все же силы в ногах не было, так он ослабел.
Они попытались считать часы, но из этого у них ничего не получилось. В печи все еще было жарко.
Маттиас после рабочего дня очень устал.
— Пой! — подбодрил его Калеб. — Пой и не заснешь!
И Маттиас пел. Ужасные песни, выученные им в шахте. Смысла их он и сам не понимал. Он пел, а двое других тем временем отбивали такт и смеялись над его наивным детским голосом. Хорошо еще, что его семья в Гростенсхольме не знала ничего об этом репертуаре. Они бы вытаращили глаза! Заткнули бы уши, чтобы не слышать…
Шло время. Мальчики начали нервничать. Для остывания печи потребовалось несколько часов. А чтобы выйти отсюда им нужно было еще много времени. Несмотря на волнение, они поняли наконец, что приближается рассвет.
В скальном помещении стало холодно.
И рабочие могли прийти рано…
— Попробуем, — сказал Калеб. — Иначе мы не успеем уйти.
Маттиас пролез через большую печную дверь.
— Как там? — спросил Калеб.
Голос Маттиаса прозвучал из печи глухо.
— Кирпичная кладка теплая. Вьюшка утянула в стену, но дым весь ушел. Можно рискнуть.
— Наверху видишь что-нибудь? Какой-нибудь просвет?
— Нет. Дай мне факел!
Ему подали.
— Пока я вижу только широкий проход. Но конца его мне не видно. Во всяком случае мы будем совсем черными, — закончил он, легко засмеявшись.
— Этого не избежать, — прозвучал уверенный голос Калеба. — Не так ли?
— Да, — одновременно ответили двое других.
— Мы еще не знаем, удастся ли нам выйти, — сказал Калеб. — Вдруг проход окажется слишком узким, или чересчур широким. Или запертым, или выход чем-нибудь закрыт.
— Или мы упадем вниз, — добавил Маттиас. — У тебя еще много несчастий, которыми ты будешь нас запугивать?
— Нет, — улыбнулся Калеб. — Кнут, ты готов?
— Будь уверен!
После того, как Маттиас, испытав некоторые затруднения, поднялся вверх и крепко схватился за ручку подвесной корзины и Кнут подтянулся на руках, а Калеб смог влезть в печь, начался их изнурительный подъем по трубе. Они сомневались, не стоило ли вперед пропустить Калеба, чтобы он тащил за собой Кнута, но затем решили, что самый сильный из них должен идти внизу. Он сможет поддерживать Кнута и облегчать ему подъем. Да и для младших мальчиков ползти не последними надежнее, чтобы не отстать.
— Как там, Маттиас? — спросил Калеб.
— Пока чувствую себя хорошо, — просвистел тот, тяжело дыша, но с радостью в голосе.
Факела они с собой не брали, от него могла загореться сажа на стенках обложенной камнем трубы. Здесь и там было очень тепло, а запах дыма проникал в легкие, несмотря на то, что огонь погас уже давно. С каждым ползком Маттиас напрягал руки и ноги, упираясь в теплую стену печи. Как справляется Кнут, работая одними лишь руками, он не понимал и спросил.
— Я пользуюсь задом, — рассмеялся Кнут. — Да и Калеб мне помогает.
Слабые силенки Маттиаса, тянувшего за ручку подвесную корзину, приносили не очень большую пользу. Он понимал это и сам. Нагрузка на Калеба должна была быть огромной.
Так продолжали они движение в молчании. Отдыхали, делали вдохи и выдохи, снова тянулись вверх…
22 
