96 
- Что? Я хотела, чтобы он никогда не узнал об этом. О Боже, Ливия, что ты наделала?
- Я только рассказала ему крошечный кусочек правды. – Казалось, Ливия разрывалась между раскаянием и неповиновением, лицо ее ярко горело. – Мне жаль, что я расстроила тебя. Но как говорится, честность – лучшая политика, и в этом случае…
- Я никогда такого не говорила! – Взорвалась Алина. – Это самый изживший себя, самый предвзятый афоризм на свете, и это – абсолютно точно не лучшая политика в этой ситуации. – О, Ливия, неужели ты не понимаешь, как ты усложнила все для меня? Насколько труднее мне будет расстаться с ним снова, теперь, когда он знает… - Она неожиданно замолчала. – Когда ты ему сказала?
- Во вторую свою ночь в Лондоне.
Алина устало закрыла глаза. Цветы прибыли двумя днями позже. Так вот, почему Маккенна прислал подарки и стихи. – Ливия, я убить тебя готова, - прошептала она.
Очевидно, решив продолжить наступление, ее младшая сестра решительно заговорила. – Я не понимаю, что такого ужасного в том, чтобы уничтожить одно из препятствий между тобой и Маккенной. Единственное, что теперь тебе осталось сделать, это рассказать ему о своих ногах.
Алина ответила ледяным взглядом. – Этого никогда не будет.
- Ты ничего не потеряешь, рассказав ему. Ты всегда была самым смелым человеком, которого я когда-либо знала до сих пор, когда тебе, наконец, выпал шанс стать счастливой, а ты отбрасываешь его, потому что ты слишком упряма и боишься…
- Я никогда не была смелой, - резко парировала Алина. – Смелость хороша тогда, когда у тебя есть выбор. Единственная причина, по которой я не бросалась на землю и не рыдала каждый день последние двенадцать лет, это знание, что когда я поднимусь с земли, ничто не изменится. Мои ноги всегда будут ужасны. Ты едва можешь заставить себя посмотреть на них – как смеешь ты считать, что я веду себя трусливо, не желая показывать их Маккенне? – Она встала с кровати и отставила свой бокал. – Ты – поразительная лицемерка, Ливия – ты, похоже, ожидаешь, что Маккенна должен принять меня, не взирая на мои недостатки, когда сама отказываешься сделать то же для мистера Шоу.
- Это нечестно, - в негодовании возразила Ливия. – Эти ситуации абсолютно непохожи. Твои шрамы навряд ли можно сравнить с его пьянством – и как ты смеешь намекать на то, что я смалодушничала, отказав ему?
Кипя от ярости, Алина направилась к двери. – Просто оставь меня в покое. И не смей говорить Маккенне ни о чем ни слова. – Она едва сдержалась, чтобы уходя не хлопнуть дверью.
Алина с Ливией всегда жили в относительном согласии. Возможно, это было из-за разницы в возрасте в семь лет, отчего Алина была вынуждена исполнять обязанности матери для своей младшей сестры. В редких случаях в прошлом, когда они спорили, они начинали сторониться друг друга, давая себе остыть, и стараясь притвориться, что ничего не произошло. Если ссора была особенно ожесточенной, они обе по отдельности отправлялись к миссис Фэйрклоз, которая всегда напоминала им, что нет ничего более важного, чем их сестринские узы. На этот раз, однако, Алина не пошла к экономке и думала, что Ливия тоже. Вопросы были слишком личными. Вместо этого Алина пыталась вести себя как обычно, обращаясь с Ливией с холодной вежливостью, поскольку больше ей ничего не удавалось. Она понимала, что ей следует смягчиться и извиниться… но извинения никогда не давались ей легко, и они, скорее всего, застрянут у нее в горле. И Ливия, по-видимому, тоже не намерена была предлагать оливковую ветвь, хотя, конечно же, была виновата. За три дня Алине и Ливии удалось достичь мирного соглашения, хотя между ними все еще сохранялась некоторая холодность.
В субботу вечером Маркус устроил вечер под открытым небом, который вскоре оказался под угрозой из-за сгущавшихся в небе туч. Небо окрасилось в цвет чернослива, и первые капли дождя упали на головы гостей, садовые фонари протестующе зашипели. Толпа задвигалась к дому, а Алина бегала вперед-назад, раздавая указания слугам, пока они усердно трудились, занося закуски, бокалы и стулья в гостиную. Посреди этой суматохи она увидела то, что заставило ее застыть на месте. Ливия разговаривала с Гидеоном Шоу, который должно быть, только что вернулся из Лондона. Они стояли у дверей, Ливия прислонилась к стене. Ливия смеялась над каким-то его замечанием, лицо ее сияло, руки она сжала в замок за спиной, словно ей приходилось удерживать себя, чтобы только не прикоснуться к нему.
96 
