очень нудно 
23 
Время шло. Медленное, вязкое, в разбавленной пламенем темноте.
Я сама не заметила, как задремала. И разбудила меня прикосновение.
— Тише, — чьи-то сухие губы царапнули щеку. — Не бойся.
Чьи-то пальцы расплели косы. Чья-то рука легла на мой живот, не позволяя отстраниться. И сама я опиралась на кого-то большого, горячего.
— Я не причиню тебе вреда, — пообещал Черный Янгар. Впрочем, здесь и сейчас он не был Клинком Ветра, но лишь мужчиной, который желал связать свою судьбу с женщиной.
Остальное для слепой Кеннике не имело значения.
Но я… я должна была сказать правду.
Кому?
Для чего?
Уже сплетаются нити наших жизней. И если так, то…
…нехорошо новый дом на лжи строить.
…но не выйдет ли так, что правда меня же ранит?
…я скажу.
Правду.
Вот сейчас повернусь к нему и скажу.
— Посмотри на меня, пожалуйста, — пальцы Янгара гладили шею, стирая охряных змей. Он не приказывал — просил, и я подчинилась.
Не сказала.
Хотела ведь, но… не нашла правильных слов.
Черный Янгар и вправду был черен. В первый миг я не поняла, что виной тому — краска, покрывающая его лицо, ею и грудь. От нижней губы начиналась алая полоса, которая дважды обвивала шею, и спускалась на плечи Янгара, где расцветали желтые спирали.
— Обычай, — сказал он, словно извиняясь.
Черный — цвет Пехто, хозяина подземного мира. И это верно: многих отправил Янгар к берегам Черноречки.
Алый — цвет Маркку, владетеля битвы. И это тоже верно: все знают, что нет воина искуснее, нежели Янгар.
Желтый… Ламиике?
Светлокосая прекрасноликая дева распростерла над Янгаром соломенные крылья? У него и сердца-то нет… говорят.
Я разглядывала его жадно и, пожалуй, впервые не стеснялась своего любопытства.
Не похож на отца.
И на братьев.
И на того конюха, который с бородой и лукавыми глазами…
Янгхаар Каапо невысок и жилист. Черты лица его остры, и краска не сгладила их резкости. Высокие скулы. И нос крупный, клювом, вот только ломан был не единожды, и оттого переносица стала кривой, как заячья тропа. Рот широкий, а губы по-женски пухлые, мягкие. И тянет потрогать, проверить, вправду ли они таковы, как я вижу.
Наверное, мне должно быть стыдно…
…наверное, следует скромность проявить…
…наверное…
Я взглядом за взгляд зацепилась.
В нем бездна спрятана.
И она точно так же, жадно, разглядывает меня.
— Ламиике, — Янгар проводит ладонью по моему животу, стирая рисунок. Но краски не смешиваются. Желтого и вправду много, но Ламиике покровительствует всем женщинам.
— И Небесный кузнец, — на пальцах Янгара есть рыжие искры. — В тебе скрыт огонь…
Он улыбается, и пусть рисованная маска его лица искажается от этой улыбки, я улыбаюсь в ответ. Огонь? Во мне? Разве что тот, который разводят в камине. За свою жизнь я растопила сотни каминов, может, тем самым и привлекла Кузнеца?
Но пугает меня другое. Третий цвет, не названный Янгаром. Он и кулак сжал, не желая показывать мне синие пятна.
Акку.
Беззаконная ночь. И серп, которым снимают жизни. Грозная жница… почему она?
— Это просто обычай, — повторяет Янгар, стирая рисунок.
Он поднимается первым и, протянув руку, говорит:
— Идем.
Широкую ладонь перечеркивает шрам. Старый. Белый, вздувшийся, он походит на червя, залегшего под кожей. И я не без дрожи касаюсь этого шрама. А Янгар вдруг перехватывает мои пальцы.
— Такие тонкие, — с удивлением произносит он и, приблизив руку к губам, целует.
Скажи, Аану.
Не медли.
Не могу.
— Как мне тебя назвать? — он проводит моими пальцами по своему подбородку, щеке и вновь по губам, и алая краска мешается с черной. — Ты маленькая… и славная… и нежная… но твой отец…
…отдал меня ему. Даже не отдал, бросил, как бросают кость собаке. А ведь Ерхо Ину и вправду считает Янгара псом, не раз ведь говорил об этом.
А я, выходит, кость.
— Налле… Налле, — он пробовал имя на вкус, и руку не отпускал. — Медвежонок. Маленький мой медвежонок… Тебе нравится?
У меня никогда не спрашивали, что мне нравится… и я не знаю, как принято отвечать.
— Пожалуй…
Еще один обычай.
Еще один подарок, который я принимаю с благодарностью.
Медвежонок… смешно.
Отец пришел бы в ярость, ведь на гербе Ину — вставший на дыбы медведь. А Янгар… он не хотел посмеяться над древним родом, привязав меня к его истокам через имя. Он просто сказал то, что думал.
23 
