очень нудно 
187 
Разливались медвяные водовороты лавы, застывали причудливыми потоками.
…назад.
Гасли, отползая.
Чужая воля гнала жилу вперед, подхлестывала, но…
…я сильнее.
Оден заставил отступить. И еще на шаг… и еще…
Здесь нет камней и нет ущелья. Нет границы. Крепости. Мальчишек, которые держались сутки, а затем еще одни. Стен. Тумана, под них подползающего.
Война окончена.
…возвращайся.
И жила, утратив остатки гнева, замурлыкала, словно кошка. Плеснув напоследок искрами силы, она ушла на глубину, туда, где огромное сердце земли качало ее огненную кровь.
Капля к океану.
А на пути Одена встал белый зверь.
Он был силен. Он желал боя и крови, не понимая, что Оден слишком устал от драк. Зверь же ронял пену, хвост его хлестал по бокам, оставляя на них, впалых, глубокие царапины.
Наверное, зверь был безумен.
Какая теперь разница?
…уходи. Мне нет до тебя дела.
Источник умер. И в мире не осталось радости.
А боль от чужих клыков, по сути, пустяк. Оден с легкостью стряхнул зверя со своего загривка. Подмял. Вцепился в шею, и вкус крови впервые не вызывал отвращения. Было действительно все равно. Рвалась броня. И мышцы. И кость, кажется, тоже затрещала.
Сжав челюсти, Оден мотнул головой.
Раздался знакомый хруст. Зверь завизжал, засучил лапами, но вскоре затих.
Умер, наверное.
Все умирают.
Жаль, что на этот раз не очередь Одена.
Сердце Эйо еще билось. Слабо. Едва слышно, но отсчитывало последние секунды жизни, и Оден, склонившись к груди, умолял подождать. От Эйо пахло кровью и железом, мертвым, равнодушным. Трехгранный наконечник стрелы засел где-то под лопаткой, а древко сломалось. Оно было тонким, хрупким…
Как Эйо.
Кто-то подошел, попытался к ней прикоснуться, и Оден зарычал.
Говорили. Просили. Требовали.
Хотели убедиться, что она умрет… ложь. Куда ни глянь, всюду ложь. Туманы давно проникли на земли Камня и Железа. Но если так, то…
…она обещала откликнуться на зов.
И Оден позвал, страшась одного: не успеть.
По голосу его мир перевернулся. Он узнал место. Серая равнина, края которой подымаются, словно Оден попал на дно гигантской чаши. Небо в выбоинах. Солнце и то блеклое, поистаскавшееся.
— Ты где? — Здесь он снова стал человеком. И сейчас оглядывался, страшась одного: не пришла.
Посмеялась.
Поманила надеждой и…
— Смотря на что ты надеешься, — сказала королева Мэб. И травы легли под ноги ее, сплелись серым ковром. — Ты все-таки ее потерял.
— Да.
На руках кровь, которая в мире туманов ярка, будто не кровь, а виноградный сок. И пахнет также…
— Мы дети лозы, — улыбнулась королева. — Чего ты хочешь?
— Спаси ее. Ты… ты можешь спасти ее?
Молчит.
— Ты говорила, что живешь в каждом из своих детей. Дай ей силы. Она выживет. Просто дай ей силы.
Очи королевы по-прежнему мертвы. Изумруды. А кожа — мрамор. И губы, выточенные из граната. Алые капли рубинов на щеке, будто родинки…
Нефритовые чехлы для ногтей. Или уже когти? Острые, Оден помнит.
— Да, — наконец отвечает королева. — Я могу. И ты знаешь цену.
Знает.
— Я согласен.
— Вот так просто? — Она смотрит снизу вверх и улыбается.
Всегда улыбается, а глаза все равно мертвые.
— Да.
— Зачем, Оден? Ты же мечтал вернуться домой. И ты вернулся. Ты хотел избавиться от моей метки, и у тебя это вышло. Ты желал получить живое железо, и родовая жила откликнулась на твой зов.
— Спаси ее.
— Подумай хорошенько. — Она оказывается рядом и кладет руку на грудь. Холод, исходящий от королевы, куда сильней того, что Оден испытывал прежде. — Ты вновь силен. И свободен. Даже совесть твоя чиста, ведь ты действительно не знал…
Рука сжималась, и острые когти — все-таки когти, тонкие каменные пластины — впивались в кожу.
— Ты и дальше можешь служить королю… или сам стать королем.
Из ран на груди сочилась кровь, на сей раз пахла она кровью, а не виноградом.
— Он надорвался, воюя со мной… — Королева положила голову на плечо. От темных волос ее тянуло плесенью. — Оправится еще не скоро… а за тобой пойдут… новая династия… род, который будет силен, как никогда прежде. И сотни, если не тысячи девчонок… на твой выбор.
187 
