30 
– Серьезно?
– Да. У Лукаса была репутация диссидента, и его арестовали в первую очередь.
– Почему он не сказал, что пытался остановить насилие?
– Он отказался назвать истинных виновников. Он сам представлял свои интересы в суде и никому не позволял говорить в свою защиту. Хотя я думаю, что судья и присяжные все для себя решили еще до начала слушания. Дело получило большую огласку. Его признали виновным и вынесли необычно строгий приговор.
– У него что, было недостаточно средств, чтобы нанять адвоката? – спросила Эйслин.
Элис улыбнулась:
– Мой сын вам, видимо, мало о себе рассказывал?
Эйслин кивнула.
– Он сам адвокат.
Эйслин уставилась на Элис:
– Адвокат?
– Да. Правда, сейчас лишенный адвокатской практики, – грустно подтвердила та. – Это еще одна причина его озлобленности. Он хотел помогать нашим людям, защищая их права в суде. Теперь он уже не сможет этого делать.
Эйслин с трудом переваривала рассказ Элис. Мистер Грейвольф оказался значительно более сложным человеком, чем она могла себе представить. Она оглянулась на постель больного и увидела, что Лукас поднялся и смотрит в их сторону. Джин Декстер положил руку ему на плечо.
– Вы сказали «наших людей», – обратилась Эйслин к Элис. – Для вас, видимо, очень важно ваше индейское наследие. Вы с Лукасом поэтому носите фамилию Грейвольф? [8]
– А какую фамилию нам еще носить? – изумленно спросила Элис.
– Ну как какую? – в ответ изумилась Эйслин. – Декстер. Разве Джин не отец Лукаса?
Все трое ошеломленно уставились на нее. Элис первой отвела взгляд. Ее смуглые щеки стал заливать румянец. Джин Декстер неловко кашлянул. Грейвольф ответил резче и гораздо ближе к сути:
– Нет, он не отец.
Глава 5
– Элис, Джозеф просит тебя подойти, – дипломатично произнес Джин.
Он обнял Элис за плечи, и они вдвоем отошли к постели.
Эйслин хотелось провалиться сквозь землю.
– Я д-думала, что раз ты индеец наполовину… Я имею в виду…
– Ты думала неправильно. – Грейвольф плюхнулся за стол. – Что ты вообще здесь делаешь? Я думал, ты уже привлекла Джина, чтобы он отвез тебя обратно к цивилизации.
– У него есть дела поважнее. Твой дедушка.
Покачиваясь на ножках стула, он насмешливо посмотрел на нее:
– А может, жизнь преступников тебя захватила? Может, тебе уже не хочется ехать домой?
Эйслин наградила его гневным взглядом:
– Конечно, хочется. Просто я не такая бесчувственная пустышка, какой ты меня, похоже, считаешь.
– В смысле?
– Я сочувствую тебе и твоей матери. Лучше бы ты объяснил мне, зачем сбежал из тюрьмы, вместо того чтобы угрожать мне ножом и связывать как пленницу. Может, я бы тебе помогла.
Он издал звук, который мог сойти за невеселый смешок. В нем чувствовались только осуждение и скепсис.
– Чтобы милая, респектабельная, законопослушная, обеспеченная белая леди вроде тебя стала помогать беглому преступнику-индейцу? – В его тоне отчетливо слышалась ирония. – Очень в этом сомневаюсь. В любом случае я не мог делать ставку на твое доброе сердце. Меня научили быть подозрительным. – Ножки стула с силой впечатались в пол, как будто подчеркивая его слова. – Суп еще остался?
Наливая ему супа из кастрюли, что кипела на чадящем огне, Эйслин осознала, что личность отца Лукаса так и осталась тайной. Его происхождение явно не относилось к открытым темам, отчего ей стало еще любопытнее.
Грейвольф с жадностью набросился на горячий суп. Не дожидаясь просьбы, Эйслин налила ему чашку кофе. Всего несколько часов назад ее единственным желанием было оказаться от этого человека как можно дальше, а сейчас она сидела напротив него за столом. Он вопросительно вскинул бровь, но ничего не сказал, просто продолжил есть.
Он больше не казался таким уж свирепым. Из-за приглушенной атмосферы или маленького пространства хогана? Можно ли бояться человека, если он стоит на коленях у постели умирающего деда и так ласково с ним разговаривает?
Физически Грейвольф ничуть не изменился. Глаза все такие же холодные, как подернутые утренним морозцем озера. Мышцы медно-красных рук все так же играют сдерживаемой силой. И лицо все такое же отчужденное.
30 
